Спад активности слушателей в первые дни после новогодних каникул – дело обычное, однако 10 января в Зале Чайковского наблюдался редкий для этой поры аншлаг. Программа оперных арий, которую М. Ребека представила с оркестром «Новая Россия» и дирижером из Германии Михаэлем Балке, была похожа на лоскутное одеяло: всего понемногу, и это все оказалось заведомо популярным, проверенным временем, рассчитанным на самый дружественный отклик самой что ни на есть широкой публики. Впрочем, для долгожданного дебюта в России, ставки которого оказались весьма высоки, выбор демократично-пестрой программы был оправдан. Певица смогла ошеломить феерией нескончаемого вокального праздника, и, пожалуй, лишь единственное обращение к русской опере оставило явно неоднозначное впечатление.

Сцене письма Татьяны из «Евгения Онегина», прозвучавшей изысканно, утонченно, пожалуй, даже эффектно, все же не хватило глубины и психологизма русской кантилены, полновесности нижнего регистра и mezza voce, того чувственного надлома, без которого эта музыка и превратилась в просто красивую вокальную картинку. Казалось бы, лирическая фактура голоса певицы – звонкая, пронзительно-нежная, кристально-чистая – и есть то, что необходимо, но холодная, ледяная красота филигранно сколотого вокального кристалла оказалась здесь бессильна. Зато та же красота справила подлинный триумф в западноевропейской музыке, на сей раз в итальянской. При этом единичная вылазка в немецкий репертуар (выходная ария Елизаветы из «Тангейзера» Вагнера) стала прелюбопытнейшим парадоксом концерта.

Парадокс в том, что в сегодняшнем лирико-романтическом амплуа Ребеки Вагнера закономерно нет. Ее амплуа в основном традиционно, хотя есть в нем и чистое бельканто (в существенно меньшей мере), и даже прецеденты барочного опыта, связанного с музыкой Генделя. Но именно эта ария из «Тангейзера» и выявляет квинтэссенцию сегодняшнего творческого почерка певицы. В этой музыке краски нижнего регистра определяющими не являются, все держится на скульптурности самого посыла, экзальтированно-чувственных, эмоционально-ярких ходах на forte, и в этой вокальной рельефности Ребека поистине хороша! Для прозвучавших итальянских арий (за исключением каватины Нормы) это важно не менее, но, в отличие от сцены письма Татьяны, предела возможностей искусственно эмулируемого нижнего регистра лишь для подчеркивания в них вокально-драматической аффектации было вполне достаточно.

При таком раскладе два фрагмента веристской направленности – баллада Недды из «Паяцев» Леонкавалло и ария Валли из одноименной оперы Каталани – предстали эстетически сдержанными, но будоражаще терпкими и сочными портретами романтически разноплановых, однако одинаково отчаянных героинь. Обе захватили «морозной свежестью», необычностью, интеллектуальной новизной рафинированно-спинтовых трактовок. При этом две разноплановые героини Верди – отважная Елена из «Сицилийской вечерни» с ее эффектным болеро и несчастная Виолетта из «Травиаты» с ее еще более эффектной арией из финала первого акта – явили драматически мощные срезы характеров, хотя и решены были исключительно за счет акцентированной, точно сбалансированной спинтовости. Довольно пикантная, увлекающая напористость, не выходящая все же за эстетические рамки стиля лирического звуковедения, – то, что есть в голосе М. Ребеки сегодня, но и то, чего не было в нем на старте ее карьеры.

Принято считать, что начало международной известности певицы положила партия Анаиды в постановке «Моисея и Фараона» Россини, осуществленной в 2009 году под управлением Риккардо Мути на Зальцбургском фестивале. Но мало кто сейчас вспомнит, что за год до этого первой большой пробой «профессионального пера» певицы стала партия Анны в постановке другой оперы-сериа Россини «Магомет II» на Россиниевском фестивале в Пезаро под управлением Густава Куна. Сравнивая живые фестивальные впечатления от М. Ребеки 2008 и 2009 годов с живыми впечатлениями 2013 года (Матильда в «Вильгельме Телле» Россини в Пезаро), понимаешь, что той проникновенной лиричности и мягкости вокальной фактуры, что в начале карьеры были присущи партиям Анны и Анаиды, в Матильде уже не было. И та М. Ребека, которую мы наконец услышали в Москве, – практически та же, какой ее зафиксировал DVD с записью пезарского «Вильгельма Телля». Эта корреляция очевидна, несмотря на то, что ни итальянского, ни французского Россини мы теперь не услышали (из французского репертуара лишь на бис триумфально прозвучал известный «народный» шлягер – вальс Джульетты из «Ромео и Джульетты» Гуно).

Так что чисто белькантовой певицей М. Ребека давно уже не является. Но бельканто Россини – категория особая, специфичная, и если говорить о «классике бельканто» Доницетти и Беллини, то сегодня первый представлен в ее репертуаре Марией Стюарт, а второй Нормой, – партиями, которые принес ей 2017 год. «Марию Стюарт» после концертных дебютов на родине она спела в Римской опере, а «Норму» после концертной версии в Латвийской национальной опере – в Метрополитен-опере. На концерте в Москве мы услышали лишь Casta diva, что было весьма интересно и не могло не найти эмоционального отклика. Однако из-за недостатка нюансировки, мягкости и пластичности звуковедения идеальная линия кантилены так и не выстроилась. 

Вряд ли мы запомним «разносные» исполнения увертюр к операм Верди «Сицилийская вечерня» и «Набукко», хотя антракт к III акту «Лоэнгрина» Вагнера, интермеццо из «Манон Леско» Пуччини, а также увертюра к «Норме» и полонез из «Евгения Онегина» прозвучали весьма достойно. Вряд ли запомним и финальный бис с налетом эстрадности (арию Джудитты из одноименной оперетты Легара), но сам дебют М. Ребеки в России, певицы необычайно яркой и темпераментной, мы, конечно же, запомним надолго.

На снимке: М. Ребека

Фото предоставлено пресс-службой Московской филармонии