В Москве недостатка в постановках этой оперы нет: «Царская» идет в Большом, МАМТе, «Геликоне», до недавнего времени шла в «Новой опере» (и в следующем сезоне вновь туда вернется). Из 15-ти опер Римского-Корсакова именно эта — самая популярная, поэтому повод для ее концертного исполнения должен был быть особым.

Таковым стало участие Ольги Перетятько, приглашенной на главную роль. Марфа — единственная русская партия в обширном репертуаре примадонны: Перетятько впервые спела ее в 2013-м в Берлине (спектакль Дмитрия Чернякова) и более к ней не возвращалась. И вот — новая встреча, к тому же в городе, где 126 лет назад прошла мировая премьера «Царской невесты».

Ольга Перетятько твердо знает только хитовые арии, партия целиком у нее подзабылась, поэтому в речитативах и ансамблях прима частенько подглядывала в ноты, что, в общем-то, допустимо в концертном исполнении и было заметно лишь на фоне остальных солистов (почти все пели наизусть). При этом она очень естественно обыгрывала свои «подглядывания», участвуя в простых, но по-театральному выразительных мизансценах.

Режиссер концертной версии указан не был, а зря: элементы постановки очевидно присутствовали, в целом — очень удачные. На авансцене стоял накрытый зеленым сукном круглый столик, на нем — ваза с фруктами, графин с жидкостью винного цвета, фужеры, вокруг стола расставили стулья. Эта локация очень помогла и в первом акте («Пирушка»), и в третьем («Дружко»), когда Грязной подмешивал зелье в напиток для Марфы. Обошлись без видео-проекций, которые стали общим местом концертных оперных проектов, — и хорошо: это позволило сосредоточиться на пении-игре артистов. Практически у всех наблюдалось полное соответствие вокальных и актерских данных (включая внешность) задачам данной оперы, что привнесло в исполнение элемент реалистической достоверности.

Ольга Перетятько спела Марфу чарующе нежным и мягким звуком, радуя красотой тембра, великолепной кантиленой, красивыми верхними нотами, на которых голос всякий раз буквально расцветал. Безусловно, это стопроцентное попадание и в вокальный, и в актерский образ. Техника певицы вызывает восторг, она позволяет ей абсолютно свободно вокализировать и сосредотачиваться на задачах более важных — на одухотворении своей героини. Мастерская нюансировка и естественная фразировка были полностью подчинены созданию убедительного портрета царской невесты — ничего деланного, искусственного, рассчитанного лишь на эффект не было в пении Перетятько совсем, посему ее исполнение можно обозначить старым русским словом, столь греющим сердце: задушевность. Лишь краткие эпизоды острого драматизма — например, стремительный выход героини в начале 4-го действия — получились чуть менее убедительными: было заметно, что нежному «инструменту» примы драматизм не очень показан, звучности несколько не хватает. В то же время во всех ансамблях, где и оркестровка весьма плотная, и участников немало, полетный голос Перетятько был слышен превосходно. Сравнивая это исполнение с осенней «Нормой» (https://gazetaigraem.ru/article/44471), когда при блеске колоратур и верхних нот слишком уж очевидна была нехватка тембральной насыщенности голоса в патетических и драматических сценах, можно с уверенность сказать: Марфа в «Царской» — партия абсолютно для Перетятько. Вокальное совершенство дополнялось внешним: в свои 45 певица не только звучит молодо и свежо, но и выглядит соответственно.

Состав оперы в целом отличался высоким качеством. Стихийным в своей мощи, драматически глубоким и вокально безупречным предстал Владислав Сулимский в роли Грязного: бесшабашный злодей получился у него с завидным театральным размахом. Равновеликой титульной героине оказалась Любаша Алины Черташ: красивейший и богатейший голос звучал свободно и выразительно, создавая захватывающий портрет импульсивной «чудо-девки», приносящей на алтарь погибшей любви свою и чужие жизни.

Мощные басы — Феликс Кудрявцев и Алексей Тихомиров — представили фундаментальные и ожидаемо очень разные образы Малюты и Собакина. Едкие интонации Ивана Давыдова стали замечательными находками в образе Бомелия: его игривое «да» в ответ на вопрос Любаши о заветности порошка вызвало живую реакцию публики — смех в зале. Порадовал раздольной кантиленой и страстностью пения Сергей Скороходов в роли Лыкова.

Русский хор им. Свешникова и Фестивальный симфонический оркестр под управлением Ивана Рудина продемонстрировали точность и особую музыкальность, уместное для партитуры Римского-Корсакова насыщенное «русское звучание», однако над выстраиванием целого и банальным синхроном со всеми исполнителями, четкостью выражения намерений и умением довести их до результата следовало бы еще поработать. Но справедливо заметить и то, что проект получился весьма ярким, в чем, конечно, первостепенная заслуга Ивана Рудина — и как дирижера, и как организатора всей фестивальной программы.

Фото - Лилия Джошкун