- Как вы видите сегодняшний день оперной режиссуры?

- Этот вопрос по естественным причинам меня занимает более всего. Я являюсь абсолютным противником так называемых режиссерских извращений. Я принадлежу к тем людям, которые выросли в театре, воспитывались в театре, и у меня есть четко сложившиеся убеждения на счет того, что можно и чего нельзя делать в оперном театре.

Есть оперы, драматургия которых более свободна, не привязана к каким-либо историческим событиям, жестко не укоренена в той или иной исторической эпохе, – в таких операх режиссер может себе позволить больше свободы. Но есть значительное количество оперных произведений – как великих, так и просто хороших, которые, будучи вырваны из исторического контекста, становятся абсурдными, не имеющими ничего общего с замыслом своих авторов, прежде всего композитора. Сюжет «Травиаты», к примеру,  актуален в любое время, весь вопрос – в эстетике, а если же мы говорим о «Борисе Годунове» или «Хованщине», перенесенными в контекст, скажем, ИГИЛ, то такое я воспринимаю как кощунство по отношению к этим великим произведениям. Еще один важный момент – мера проникновения режиссера вглубь произведения: мера «расщепления» исходного материала также должна быть корректной и разумной.

Я всегда придерживаюсь такого подхода: если эпатажный, китчевый режиссер хочет создать нечто ультрасовременное, нет никакой проблемы – нужно заказать оперу современному композитору, и любой эксперимент будет не просто уместен, а необходим. Но не следует браться, скажем, за «Кармен» с целью самопиара в ущерб замыслу гениев Бизе и Мериме, при этом эксплуатируя их творческий продукт. Я абсолютно современный человек, я не против новаций. Но они должны быть корректны по отношению к тем авторам, которые, в отличие от наших современников или композиторов, умерших относительно недавно, чье творчество охраняется авторским правом, уже не могут постоять за себя. Зачем спекулировать на чужом: создавайте свое, новое, прогрессивное и там экспериментируйте – зачем извращать классику?

Мое кредо сформировалось вследствие как минимум двух причин – я вырос в семье выдающегося певца (народного артиста СССР А.Б. Соловьяненко – А. М.) и, во-вторых, сам занимался пением. Поэтому я не могу делать певцу плохо на сцене – это против моей натуры. По моему мнению, всегда можно найти решение мизансцены, которое будет и эффектно, и одновременно удобно вокалисту, – это абсолютно нормальная задача для профессионального режиссера. Когда же режиссер ставит свое эго на первое место, превыше не только исполнителей, но даже авторов, их воли и замысла, это дает всегда отрицательный результат.

Как правило, эпатажные работы нравятся критикам, но у публики популярностью не пользуются, выдерживают сезон-два, не более. Причем более-менее продать такое можно в крупнейших мегаполисах, которые являются международными туристическим центрами, где публика есть всегда и она всегда придет, – если не на спектакль посмотреть, то на интерьер оперного театра. В Киеве такой ситуации нет, и мы ориентированы в большей части на своего зрителя. Мы выпускаем в среднем четыре премьеры в сезон (две оперные и две балетные), следовательно, спектакли сохраняются 10-15 лет в репертуаре, а 85% публики – это киевляне, постоянная публика из постоянных жителей. Соответственно это должны быть такие спектакли, на которые будут устойчиво ходить люди. Это для нас главная забота. Нас могут сколько угодно критиковать за отсутствие в репертуаре так называемых новаторских постановок, но я считаю, что это слишком большая жертва – угодить нескольким критикам и получить в итоге пустые залы. У нас была попытка модернового прочтения классики – итальянский режиссер Марио Корради поставил «Фауста», где главный герой проходил операцию по омоложению: через пять спектаклей мы пришли к пустому залу – на такое в Киеве не ходят. И я понимаю, почему: в наше непростое время, когда людям тяжело живется и материально, и морально, публика, придя в театр, хочет увидеть красоту и сказку, что-то чистое, возвышенное и жизнеутверждающее, что позволит ей хотя бы на несколько часов уйти от депрессии, окружающей ее повсеместно.

По моему глубокому убеждению, театр существует для публики, и мы ни в коем случае не должны прийти к ситуации, когда он существует сам для себя и перестает быть интересным зрителю. Несколько лет назад в Донецке немецкой командой был поставлен «Летучий голландец» – Донецкий театр оперы и балета, который, кстати, носит имя моего отца, возил его потом по Украине, в частности представлял на нашей сцене. Это, безусловно, интересная, событийная работа, но сугубо проектного характера, такой спектакль иметь в постоянном репертуаре и собирать на него залы в течение нескольких сезонов будет очень непросто. Популярная сегодня в Европе система стаджоне едва ли применима у нас – в Киеве семь дней подряд на одно название мы гарантированно не соберем публику.

- Тем не менее европейские стандарты у вас также внедряются – например, оперы идут на языке оригинала.

- Совершенно верно, мы уже давно поем итальянскую оперу по-итальянски, французскую – по-французски, русскую – по-русски, украинскую – по-украински. Единственное исключение – это «Севильский цирюльник», который идет по-украински, но в совершенно блистательном переводе Максима Рыльского.

- А в плане технологического решения современных спектаклей?

- Здесь я только за – все новые технологии должны быть моментально задействованы в современном музыкальном театре, чтобы отвечать ожиданиям и запросам публики. Например, поставленная абсолютно классически «Сказка о царе Салтане» у нас буквально нашпигована и мультипликацией, и проекционными и световыми эффектами, которых еще десять-двадцать лет назад оперный театр не мог себе позволить, не говоря уже о более раннем времени. Я являюсь горячим сторонником прихода новых средств выразительности, новых технологий в оперный спектакль.

- Ваша позиция принципиальная, но не слишком модная по нынешним временам. Как воспринимают вашу такую твердую линию те, кто приходит оценивать ваши работы?

- Для меня самая важная оценка – оценка публики, а не то, что напишут критики, которые, при всей их квалификации, являются такими же зрителями, как и остальные, но, при этом, имеют возможность навязывать свое мнение социуму. Для меня существует два критерия успеха – во-первых, это количество проданных билетов, при чем не на премьеру, а на десятый, пятнадцатый спектакли, а во-вторых – количество людей, которые остаются в зале после первого антракта. Я не раз видел ситуации, когда распиаренный, расхваленный критиками спектакль полностью раскуплен публикой, а потом в антракте зал пустеет чуть ли не наполовину.

- Как вы работаете с новым материалом?

 - Я никогда не смотрю никаких видеозаписей чьих-то спектаклей – слушаю только музыку. Мне необходимо вжиться в музыкальный материал, с тем, чтобы у меня возникли какие-то образы, ассоциации, сформировалось собственное видение драматургии произведения, мой личный визуальный ряд. Только после этого я знакомлюсь с какими-то интерпретациями, где могу подсмотреть какой-то нюанс, который упустил или недослышал. Но никак не наоборот – копированием чужих идей я принципиально не занимаюсь.

- Как вы строите репертуарную политику театра?

- Я являюсь главным режиссером с 2011 года, а вообще в театре работаю уже 16 лет. Когда я возглавил это направление, то, проанализировав ситуацию, отметил, что у нас есть ряд балетных названий для детской аудитории и совсем ничего нет из оперного репертуара. А ведь оперную публику тоже нужно растить! «Салтан» для этого – благодатная почва, его сюжет известен уже пятилетнему ребенку, в этом спектакле моей главной задачей было создать такой визуальный ряд, который будет интересен именно такому возрастному контингенту. Другой спектакль, ориентированный уже на детей школьного возраста, это украинская опера «Наталка-Полтавка» Николая Лысенко, написанная по одноименному произведению Котляревского. Раньше эта опера также была в репертуаре театра, но это был огромный спектакль из трех действий, каждое продолжительностью по часу – это формат, выстроенный по всем законам соцреализма, совсем не для подрастающего поколения. А ведь новую публику важно не отпугнуть! С помощью композитора Мирослава Скорика была сделана новая музыкальная редакция, и теперь «Наталка-Полтавка» идет в двухактном варианте – спектакль веселый, жизнерадостный, наполненный юмором, шуткой, воспринимается ребятами на ура. Я включил в этот спектакль какие-то новые обрядовые, фольклорные мотивы, что сильно его украсило и усилило национальный колорит.

Продолжением национальной тематики явилась прошлогодняя постановка оперы Гулака-Артемовского «Запорожец за Дунаем» – название, которое пережило десятилетия, опера ставилась и в Большом, и в Мариинском театрах, а ее создатель был многогранной талантливейшей личностью, ко многим своим достоинствам – до Шаляпина был одним из лучших басов Российской империи, а также еще и очень интересным, самобытным композитором.

Интереснейшим для меня опытом явилась постановка на киевской сцене «Нормы», которая здесь никогда не шла и появилась в репертуаре в 2007 году. Так сложилось, что на тот момент в труппе появились замечательные певцы, которым было под силу сделать это качественно. Еще одной этапной для меня работой стала постановка оперы Верди «Дон Карлос» (2012 год), за которую я получил награду президента Италии – орден «Звезда Италии». Скажу не без гордости, что на постсоветском пространстве только двум режиссерам вручали эту награду – Юрию Петровичу Любимову и вашему покорному слуге. Для меня это очень важно – быть отмеченным в Италии, в Мекке оперного искусства, еще и за вердиевскую работу.

- Что в ближайших планах на текущий сезон?

- Ближайшая наша премьера, которая должна состояться в конце марта, – это вновь вердиевское название: «Набукко». А на конец сезона я придумал такой проект: в один вечер дать две одноактные итальянские комические оперы, абсолютно разные по эстетике и стилю: «Служанку-госпожу» Перголези и «Джанни Скикки» Пуччини. Я много ставлю на киевской сцене, но ни в коем случае не хотел бы, чтобы Национальная опера оказалась театром одного режиссера, это не полезно ни для зрителя, ни для труппы, поэтому на постановку двойчатки мы ангажировали двух молодых режиссеров. Одна уже имеет работы, сейчас она главный режиссер в Одессе – это Оксана Тараненко, которая будет делать «Джанни Скикки», а вторая – ученица нашего известного драматического режиссера Эдуарда Пятницкого Тамара Трунова, которая дебютирует опусом Перголези на оперной сцене. Обе очень талантливы и музыкальны, и их задача – сделать спектакли именно в современной эстетике, потому что как раз комические оперы легко переносят любую актуализацию.

- «Служанка-госпожа» тоже предназначена для большой сцены?

- Да, и мы с Тамарой уже думали, как сделать действие динамичным, какие мимические персонажи ввести, чтобы камерная опера не потерялась в большом пространстве.

- К современной опере обращаетесь?

- Сдержанно: опять же потому, что должны учитывать спрос и вкус публики, которая все-таки привержена романтической опере XIX века. Из современных опер мы относительно недавно ставили «Моисея» Мирослава Скорика и это был весьма интересный и удачный проект. К сожалению, современные композиторы до того усложнили музыкальный язык, что между ними и слушателям разверзлась пропасть, которая с годами не сокращается, а только растет. В этом огромная проблема современной академической музыки и оперного театра в первую очередь. Отсутствие ярко выраженной мелодической линии в особенности в опере – это прямой путь к тому, что широким слушателям ты не будешь интересен.

- К чему присматриваетесь на перспективу?

- Следующий сезон у нас юбилейный – 150 лет Киевской опере. Этому большому событию будет посвящено много чего, в частности будет новая версия оперы Лысенко «Тарас Бульба». Сейчас знакомлюсь с музыкой «Гамлета» Тома, но, пока не готов сказать, что будем его ставить.

- Какова ситуация с русскими названиями в афише?

- Все балеты Чайковского у нас в репертуаре, из опер – «Онегин», «Иоланта», «Салтан», «Борис Годунов», «Алеко», русская опера представлена весьма широко, что неизбежно, потому что это важная часть мирового оперного репертуара. К 175-летию со дня рождения Чайковского в прошлом году у нас был грандиозный «Чайковский-гала», в котором приняли участие все наши звезды.

- Кстати, о звездах. Украина всегда была богата голосами. Сегодня по-прежнему дефицита не испытываете?

- В целом ситуация благоприятная, хотя хороших теноров никогда много не бывает. С басами у нас сейчас великолепная ситуация – одновременно в труппе есть и Тарас Штонда, и Сергей Магера, и Сергей Ковнир, и молодой, очень перспективный певец Александр Милев. Хорошая баритоновая группа, интересный молодой тенор Валентин Дытюк, который выиграл в позапрошлом году Конкурс Глинки. Такие наши солисты, как Людмила Монастырская, Оксана Крамарева, Анжелина Швачка, Михаил Дидык и другие, широко известны в мире, много гастролируют, чему мы только рады: это поднимает международный престиж театра, а наши солисты после работы с разными режиссерами, дирижерами, коллегами-певцами обогащены новым опытом, который очень полезен и интересен в Киеве.