Бах – до и после
«Рождественская оратория» прозвучала в Москве дважды – в КЗЧ накануне Рождества католического и в «Зарядье», несколько дней спустя после православного. Прозвучала не целиком: из шести входящих в нее кантат в программе оба раза фигурировали четыре. Такой вариант, наиболее у нас распространенный, можно считать оптимальным – по крайней мере для восприятия сколько-нибудь широкой аудитории (как показывает практика, в массе своей неготовой дослушивать до конца полотна протяженностью свыше двух, тем более – двух с половиной часов). Ведь в «Рождественской оратории», в отличие, например, от пассионов, нет сквозного сюжета и драматического развития, каждая из кантат относительно самостоятельна. Однако, уж коль скоро речь шла о двух исполнениях на протяжении короткого отрезка времени, стоило бы подумать и о том, чтобы все желающие хотя бы в два приема смогли услышать полный цикл. К сожалению, одна из кантат, четвертая (та самая, где звучит знаменитая «ария с эхом»), так и осталась за бортом. А ведь, казалось бы, учитывая тот момент, что Екатерина Антоненко, дирижировавшая в КЗЧ, в «Зарядье» выступала в качестве хормейстера, скоординировать программы ей с Александром Рудиным было бы совсем нетрудно.
В КЗЧ «Рождественскую ораторию» исполняли ГАКОР и Intrada, в «Зарядье» – Musica Viva и Свешниковский хор. И хотя Рудин – маститый, высокопрофессиональный дирижер, а Антоненко – дирижирующий время от времени хормейстер, сравнение на сей раз явно оказалось в ее пользу. Рудин, как это у него случается подчас на барочной территории, несколько «подсушил» Баха, по большей части не выходя за рамки академической корректности. Антоненко же удалось достичь настоящего барочного драйва. И это ощущение только усиливается, когда, пересматривая концерт в трансляционной записи, замечаешь еще и ее горящие глаза, излучающие восторг перед чудом баховской музыки, передающийся и исполнителям (в первую очередь – концертмейстеру ГАКОР Илье Мовчану, чьи скрипичные соло стали одним из украшений вечера). У Антоненко «Рождественская оратория» звучала просветленно, подчас даже экстатически, тогда как у Рудина иные эпизоды приобретали мрачноватый колорит, словно речь шла о пассионах.
Попутно отмечу, что если за год с небольшим до этого в «Страстях по Иоанну» Антоненко в качестве дирижера была еще несколько скованна, то ныне у нее появилось гораздо больше свободы и уверенности. Ну а первоклассным хормейстером она себя зарекомендовала давно, и это вновь показала работа со Свешниковским хором, всего за несколько месяцев преобразившимся в ее руках до неузнаваемости. В последних хоровых эпизодах «Рождественской оратории» коллектив уже почти не уступал своим коллегам-интрадовцам, «съевшим собаку» на старинной музыке.
Второе отделение, впрочем, и у Рудина вышло гораздо более живым, нежели первое. Musica Viva отыграла ораторию на весьма достойном уровне. Вот только не совсем получилось превратить в единое целое постоянный состав музыкантов и приглашенную группу духовиков-барочников (среди которых был замечен гобоист Филипп Нодель – один из признанных лидеров этого направления) – те существовали несколько наособицу.
Солисты-вокалисты были прекрасно подобраны в обоих случаях, но конкретные партии кому-то удавались больше, а кому-то меньше. Так, при всех талантах и барочной искусности Яны Дьяковой у контратенора Ивана Бородулина альтовая партия прозвучала весомее. В партии сопрано ярче выглядела Елене Гвритишвили, хотя и достоинства исполнения Лилии Гайсиной тоже неоспоримы. В басовой ровнее звучал Игорь Подоплелов, однако Илья Татаков в целом ему не уступал. Общим для двух вечеров был Михаил Нор – едва ли не лучший на сегодня баховский Евангелист.
Удивило отсутствие в «Зарядье» титров с русским текстом (в КЗЧ с этим все было в порядке). Установка сломалась или просто чья-то небрежность?..
Три «Р», или Болеро под пиниями
Выступления MusicAeterna под управлением Теодора Курентзиса по определению относятся к событиям первого ряда. Жаль только, что ценовая политика менеджмента оркестра зачастую делает эти концерты недоступными для большинства меломанов. А вот самому Курентзису удалось почти немыслимое: приручить буржуазно-тусовочную публику, готовую платить огромные деньги за билеты, без каких-либо попыток подладиться под ее вкусы. Впрочем, как раз нынешнюю программу можно назвать «щадящей» и скорее эстетской, нежели радикальной. За исключением раритетного Четвертого концерта для фортепиано с оркестром Антона Рубинштейна, остальная часть состояла из сочинений, хотя бы относительно популярных. Кстати, фамилии всех представленных в ней композиторов начинаются на «Р» (привет Артему Варгафтику – большому любителю составлять программы по алфавитному принципу), но, как уверяют в оркестре, за этим не следует искать никакой концептуальной подоплеки.
Вообще-то совсем уж типичной для Курентзиса эту программу не назовешь. Даже Равель и Респиги – казалось бы, вполне его композиторы – не входят в «ближний круг» маэстро, а уж имя Рубинштейна и вовсе никак с ним не ассоциируется, да и с двумя другими не слишком сочетается. Их и разделили антрактом: первое отделение (оказавшееся втрое короче второго) занял Четвертый концерт для фортепиано с оркестром, отлично сыгранный Андреем Бараненко, второе же целиком отдали импрессионистам. Впрочем, в своем «Вальсе» Равель далеко вышел за рамки этого направления, но вот «Дафнис и Хлоя», вторую сюиту из которых мы также услышали, вполне импрессионистичны. Как и «Пинии Рима» Респиги. Все было продирижировано и сыграно близко к верхнему пределу качества, хотя, пожалуй, без тех откровений, какие мы привыкли ждать от Курентзиса. В сыгранном же на бис «Болеро» Равеля качество и сопутствовавший ему драйв оказались уже и вовсе запредельными. Помимо всего прочего, это был еще и своего рода бенефис духовиков, практически каждый из которых получил возможность блеснуть в соло. И таких роскошных соло мы не слышали, кажется, даже у Венских или Берлинских филармоников…
От Бетховена до Шнитке
Программа Бориса Андрианова и Петра Лаула в Малом зале «Зарядья» носила камерный характер и особо не рекламировалась, но по интенсивности общего впечатления и глубине исполнения ее можно назвать в ряду наиболее значительных событий зимнего музыкального фестиваля «Зарядье» (наряду с состоявшимся пятью днями раньше концертом Юрия Фаворина – см. предыдущий обзор). Звучали ранние сонаты для виолончели и фортепиано Бетховена и Рихарда Штрауса, соната Бриттена для того же состава и «Сюита в старинном стиле» Шнитке. Последняя написана для скрипки и фортепиано, хотя ее играют и в других вариантах. Впрочем, виолончель Андрианова звучала столь тонко, изысканно и вместе с тем виртуозно, что смело могла бы соперничать с любой скрипкой. В каждом произведении выдающийся музыкант демонстрировал не просто абсолютное проникновение-погружение в материал, но и какой-то особенно объемный, многослойный и индивидуально окрашенный звук. В свою очередь Лаул явил себя и прекрасным партнером, и специалистом по всем стилям, и просто тонким музыкантом-ансамблистом.
Пианисты зажигают
Концерт Дениса Мацуева также проходил в рамках зимнего фестиваля «Зарядье», только уже в Большом зале, забитом под завязку. К Мацуеву можно относиться по-разному, но его статус самого популярного российского пианиста неоспорим. На второе место по этой шкале имеется несколько претендентов, и Екатерина Мечетина, чей клавирабенд состоялся уже в январе в КЗЧ, – одна из них. Отчасти объединяет концерты Мацуева и Мечетиной также и программа: оба играли сочинения Бетховена и Листа.
Мацуев, впрочем, играл еще и Чайковского с Прокофьевым, а на бис также и Баха с Сибелиусом. Но начал именно с бетховенской «Аппассионаты», сыгранной с воодушевлением, но как-то уж слишком «вообще», а в третьей части еще и немного сумбурно. Примерно так же обстояло дело и с Восьмой сонатой Прокофьева: первые две части были весьма хороши, а затем форма начала расплываться, и трактовка становилась все менее внятной. В «Размышлении» Чайковского у Мацуева оказалось слишком много пафоса – он словно бы не «размышлял», а вещал с трибуны. Лучше всего, пожалуй, он сыграл «По прочтении Данте» Листа. Здесь были не только технический блеск и вулканический темперамент, но даже порой возникали перед глазами картины преисподней. Неожиданным оказалось услышать в его исполнении Баха, однако прелюдия из ХТК, сыгранная на бис, прозвучала вполне достойно. Бисы, как почти всегда у Мацуева, удивляли контрастами: после Баха – «Грустный вальс» Сибелиуса, а за ним – знаменитая фантазия собственного сочинения на мотив «В лесу родилась елочка»…
***
Екатерина Мечетина посвятила Бетховену и Листу по отделению, и перед нами предстали словно бы две разные пианистки. Бетховенские сонаты (Вторая, Шестая и Восьмая) прозвучали в профессиональном плане почти безупречно, но как бы ни о чем. Да, все было вроде правильно, но как-то уж очень формально, хотя вместе с тем и не без вспышек темперамента, и не без отдельных живых фраз. Зато во втором отделении уже с первых тактов «Сонетов Петрарки» мы услышали совсем другой звук – живой и трепетный. Впечатляла, а иногда и захватывала Соната си минор. Не то чтобы это была выдающаяся интерпретация. Подчас начинала крошиться форма, какие-то моменты проскакивали невнятной скороговоркой (фразировка, замечу попутно, явно не принадлежит к сильным сторонам пианистки). Но целое определенно сложилось. А вот бисы, скорее, разочаровали: листовским «Грезам любви» ощутимо не хватало лирической проникновенности, а «Святки» из «Времен года» Чайковского прозвучали уж слишком залихватски.
***
Предновогодний Piano gala в КЗЧ подавался, прежде всего, как шоу, сопровождался проекциями падающих снежинок, а программа состояла по большей части из классических шлягеров. Состав участников не назовешь равноценным, да и публика в основном подобралась не слишком требовательная.
Отправиться на этот концерт меня подвигло имя Анны Цыбулёвой, нечасто выступающей в Москве, особенно в нынешнем сезоне. И она не разочаровала. Стильно и виртуозно прозвучала в ее исполнении «Перекличка птиц» Рамо, порадовали и фрагменты из «Лебединого озера» в версии для двух фортепиано Эдуарда Лангера, сыгранные вместе с Александром Ключко, показавшим себя хорошим партнером. Подлинным же откровением, исполнительским шедевром стал у Цыбулёвой «Сентиментальный вальс» Чайковского, весь проникнутый неким внутренним светом, нежностью и душевным теплом. Хотелось слушать его еще и еще (и такая возможность, действительно, появилась благодаря трансляции).
Не стану утверждать, будто на этом концерте не было больше ничего, достойного внимания. Тот же Ключко в начале вечера весьма качественно сыграл Прелюдию и Гавот из Партиты № 3 Баха в переложении Рахманинова, а чуть позже – Гопак из «Сорочинской ярмарки» Мусоргского. Филипп Копачевский отлично исполнил «Вальс-каприс» № 6 Листа (из цикла «Венские вечера. Вальсы-каприсы по Шуберту»), но оказался куда менее убедителен в григовской «В пещере горного короля», зачем-то попытавшись сыграть эту пьесу «по-мацуевски», не обладая, однако, соответствующей энергетикой. У Алексея Мельникова неплохо прозвучала «Смерть Изольды» Вагнера – Листа, вот только в его игре не ощущалось ничего похожего на экстаз, и кульминация вышла смазанной. Эффектно прозвучал вагнеровский же «Полет валькирий» (в переложении Камиля Шёвийяра), сыгранный в восемь рук на двух роялях Мельниковым, Ключко, Арсением Тарасевичем-Николаевым и Дмитрием Маслеевым. Но по отдельности выступления этих двух последних не впечатлили...
Hommage Архиповой
Второго января исполнилось ровно сто лет со дня рождения великой русской певицы Ирины Архиповой. Этой дате были посвящены два концерта первой декады, прошедшие с разницей в шесть дней.
Концерт в МЗК, состоявшийся непосредственно в день юбилея, должен был собрать главным образом тех, кто лично соприкасался с Архиповой, пользовался ее поддержкой или советами, становился лауреатом возглавляемого ею на протяжении десятилетий Конкурса имени Глинки. В итоге, однако, кое-кто из числа тех, что начинали карьеру под архиповским оком, в силу разных причин участвовать не смог, и программу пришлось корректировать на ходу. Тон здесь во многом задавали опытные мастера – Александра Дурсенева и Ирина Долженко, в чьем исполнении звучали исключительно сочинения из архиповского репертуара. Долженко впечатляюще исполнила Песню Азучены из «Трубадура» и романс Чайковского «Нет, только тот, кто знал». Дурсеневой особенно удались его же романс «Мой гений, мой ангел, мой друг» и ариозо Воина из кантаты «Москва», а также «Не искушай» Глинки в дуэте с Михаилом Агафоновым (спевшим также ариозо Германа и арию Манрико). Еще один «ветеран», Андрей Григорьев, достойно исполнил произведения Чайковского. Не разочаровали и представительницы более молодого поколения: Анна Викторова, Ольга и Елена Терентьевы, Ольга Полторацкая. Но наиболее яркие впечатления оставили две молодые меццо-сопрано из Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Екатерина Лукаш и Полина Шароварова. Живую Архипову они в силу возраста, конечно, не застали, но обе – лауреаты последнего Конкурса Глинки, теперь уже неразрывно связанного с ее именем. Лукаш покорила Песней и частушками Варвары из оперы «Не только любовь» Р. Щедрина, а Шароварова – арией Иоанны из «Орлеанской девы».
Предполагалось, что эти певицы станут связующим звеном между двумя концертами, однако фигурировавшая в программе Лукаш на сцене «Зарядья» так и не появилась. Зато Шароварова получила еще один номер, исполнив в итоге не только изначально заявленные Вторую песню Леля из музыки Чайковского к «Снегурочке» и Каватину с кабалеттой Ромео из «Капулетти и Монтекки» Беллини, но еще и Хабанеру из «Кармен». Так что вечер в каком-то смысле стал бенефисом этой стремительно восходящей звезды (всего лишь полтора года назад впервые заявившей о себе партией Адальжизы в премьере «Нормы»).
За исключением Шароваровой и Константина Федотова из «Новой оперы» (отлично спевшего арию Лепорелло из «Дон Жуана» и не столь удачно – арию Кутузова), все остальные участники концерта были солистами Молодежной программы Большого театра. Парадоксальный эффект: те, чьи голоса несколько тускловато звучали в Бетховенском зале, в Большом зале «Зарядья» вдруг неожиданно расцвели. Я бы отнес это, например, к Чжан Мэнвэнь и Медее Чикашвили. Впечатляюще показались три тенора (нет, вместе они не выступали) – Игорь Онищенко, Илья Легатов, Тихон Горячев – и баритон Чингис Баиров. Среди женщин, помимо уже названных, надо отметить меццо-сопрано Ольгу Глебову и Анну Юркус, сопрано Рамилю Баймухаметову.
Концерт проходил в сопровождении Ярославского губернаторского симфонического оркестра, впервые выступавшего в Москве со своим новым главным дирижером Василием Валитовым, хорошо знакомым столичной публике по театру «Новая опера». Похоже, у них было совсем мало времени для репетиций с солистами, и те не раз убегали вперед (видеть дирижера они не могли). Тем не менее оркестр показался вполне достойно – особенно в «Рассвете на Москве-реке» Мусоргского.
Десять женских характеров
Звезда Марии Остроуховой взошла уже в постархиповскую эпоху, поэтому в чествованиях она участия не принимала. Карьера этой певицы проистекает в последние годы почти исключительно на Западе (где она выступает под фамилией Шелленберг), однако в декабре и первой половине января в Москве прошла целая серия ее концертов. Я побывал на том, что состоялся в Атриуме Хлебного дома музея-заповедника «Царицыно» в рамках фестиваля «Навстречу Рождеству».
Программу певица составила довольно пеструю, посвятив ее разным женским типам и характерам, каковых оказалось десять – по числу номеров. О каждом она сама же подробно и рассказывала, прежде чем спеть соответствующий номер. Конечно, с точки зрения общепринятых у вокалистов правил это было не совсем верно, но несомненно способствовало установлению более тесного контакта с аудиторией, заодно представляя певицу в качестве нестандартно и неповерхностно мыслящего человека. Сама же программа демонстрировала ее почти безграничные возможности.
Первые четыре номера программы были отданы барокко, что и понятно: этот репертуар – один из главных коньков певицы, в чем можно было лишний раз убедиться, слушая в ее исполнении арии Альмирены из «Ринальдо» и Юноны из «Семелы» Генделя, Альцины из «Неистового Роланда» Вивальди и Арнальты из «Коронации Поппеи» Монтеверди. Вполне удались ей также ария Юдифи из кантаты Моцарта «Освобожденная Бетулия» и каватина Изабеллы из «Итальянки в Алжире» Россини. Вальс Мюзетты из «Богемы» – вовсе даже не Пуччини, а Леонкавалло – также получился весьма ярким. Как и ария Далилы из оперы Сен-Санса. Все же кульминацией программы, на мой взгляд, стали вещи русские – «Полюбила я на печаль свою» Рахманинова и особенно – Песня и частушки Варвары из «Не только любовь» Щедрина. В последней у Остроуховой прозвучало столько трагического надрыва, сколько слышать здесь до сих пор не приходилось. В контексте всей оперы это было бы, наверное, не вполне оправданно (основная коллизия еще только начинает разворачиваться), но в качестве самостоятельного номера произвело сильнейшее впечатление.
Певица выступала в ансамбле с мамой – известной пианисткой и педагогом Анной Арзамановой, в чьем мастерстве и музыкантских качествах слушатели имели возможность убедиться. О педагогических же достижениях наглядно свидетельствовал ее 14-летний ученик Дени Кохановский – многократный лауреат различных состязаний, непосредственно в этот день названный победителем телеконкурса «Синяя птица», – скромно переворачивавший ноты на протяжении всего концерта.
Поделиться: