Предновогодний концерт в КЗЧ мариинской дивы Екатерины Семенчук нельзя было пропустить по нескольким причинам. Во-первых, звонкость карьеры прославленной меццо-сопрано продолжает оставаться на недосягаемой высоте. Во-вторых, певица представила своего партнера по петербургской сцене – азербайджанского бас-баритона Магеррама Гусейнова: Москва не раз слышала этого певца в различных спектаклях Большого, но камерная ипостась солиста была в новинку. Наконец, всего лишь в мае Семенчук пела в том же Зале Чайковского французскую программу, после которой к певице возникли вопросы – прежде всего, по состоянию ее голоса, показавшемуся небезупречным. Следовательно, было интересно послушать, что изменилось за полгода, если изменилось.

В этот раз голос звучал роскошно – без тени экономии, без налета перетруженности или усталости: Семенчук щедро одаривала зал невероятным по красоте и мощи звуком, притом только там, где это было уместно, ничуть не злоупотребляя громкостью и эффектами. Например, звуковой шквал присутствовал в грозных инвективах Леди Макбет и в экстатике вагнеровской Изольды. В иных же номерах, где требовались другие краски и другая подача, певица с блеском и также щедро демонстрировала прочие умения – нюансы, полутона, игру тембром, парящие мецца-воче, феноменальную четкость дикции. Это был вокал высшего класса. Если ко всему прибавить феноменальный артистизм исполнительницы, то можно смело говорить: перед нами primadonna assoluta.

Екатерина Семенчук утверждается в этом статусе не только качеством и масштабностью творчества, но и репертуарными претензиями. В последние годы она спела очень много самых разных партий – интенсивность ее выступлений поражает воображение. Более того, регулярны стали ее выходы в сопрановый драматический репертуар: она – теперь уже на постоянной основе – поет Катерину Измайлову, Абигайль, Турандот, Леди Макбет и другие партии, едва ли являющиеся вотчиной меццо-сопрано. Семенчук настаивает на универсальности своего дарования, на том, что ее голосу подвластно почти все, написанное в скрипичном ключе.

На московском показе сопрановый репертуар даже превалировал: помимо упомянутых Леди Макбет и Изольды, прозвучали сцена и ариозо Лизы из «Пиковой дамы» и заключительная сцена из «Онегина». Кроме того, что Татьяна оказалась недоученной – певица пела дуэт по нотам, весьма механистично и чуть ли не по слогам, с немотивированными замедлениями (почти остановками) и интонационным ляпом на сакраментальной фразе «Я вас люблю», – остальное было безупречно. Голосу Семенчук подвластна тесситура драматического сопрано: все экстремальные, нередко трудные и для сопрано верхи сделаны на отлично. Ее голос звучит вполне убедительно, а порой очень интересно, даже экзотично, ведь если агрессивных Макбет или мощных Изольд мировая сцена знавала, то таких напористых, «героических» Татьян и Лиз, возможно, что и нет.

Но есть в свежести нетривиального и оборотная сторона. Перенося центр звучания в иную тесситуру, как бы смещая контекст бытования на, условно, терцию вверх, певица, как бы умела ни была, неизбежно несет тембральные потери – искусственно высветляет и облегчает голос, становясь в большей степени соответствующей стандартам сопрано. При этом неизбежно обедняется природное меццовое звучание, в значительной степени лишаясь густоты и терпкости, глубины и чувственности низкого женского тембра уникального альтового отлива. От этой перестройки голоса страдают даже низы сопрановых партий, которые, казалось бы, для меццо не должны представлять сложности: они звучат не по-меццовому увесисто, а достаточно экономно, что особенно было заметно в Изольде.

При всех достижениях Семенчук в сопрановом репертуаре, при всем удивлении или даже восхищении тем, как лихо она «отоваривает» верхи, как играючи стабильно держит несвойственную ей тесситуру, все же настоящее удовольствие от вокального сверкания стало возможным получить тогда, когда певица возвращалась в «родные пенаты». Ее Леонора из «Фаворитки» пленяла нежностью и трепетностью, белькантовой пластичностью звуковедения. Ее Изабелла из «Итальянки в Алжире» радовала морем комического обаяния и умением петь тонко и точно россиниевскую эквилибристику (что тоже было своего рода сюрпризом). Но подлинным шедевром вечера стала Любаша. В дуэтной сцене с Грязным (включающей ариозо «Ведь я одна тебя люблю») певица превзошла себя, заставив зал пережить невероятные эмоции острейшей боли за ее героиню и при этом восхититься невероятной вокально-драматической убедительностью, когда каждая фраза и каждая нота были прочувствованы с невероятной глубиной и донесены с удивительным певческим и актерским мастерством. Бешеная овация зала по окончании этой сцены была абсолютно заслуженна: Семенчук буквально вывернула наизнанку душу каждого слушателя.

У королевы вечера оказался достойный партнер. Подобно Екатерине Семенчук, Магеррам Гусейнов тоже претендует на репертуарную широту. Его голос заявлен и позиционируется как бас-баритон – частенько за этим определением кроются голоса переходного типа, для которых басовые партии низки, а баритоновые высоки, в результате их репертуар весьма ограничен. С Гусейновым же все иначе – он убедителен и как бас, и как баритон. Его красивейший тембр пленяет сразу, с первого звука – на концерте он принадлежал королю Филиппу из «Дона Карлоса». Может быть, не всегда хватает басовой увесистости и глубины, но роскошь голосового материала как такового в известной степени искупает это, и в чисто басовых партиях голос не звучит жидко. Уверенные же баритоновые верхи певец продемонстрировал, например, в Онегине, и это было классно!

Эмоционально-актерская палитра Гусейнова не столь богата, как у Семенчук, некоторые арии (тот же Филипп, Игорь, Демон) прозвучали слишком уж ровно, даже скупо по эмоциям, если не монотонно. Наиболее интересно певец показался в ариях и дуэтах бельканто (россиниевский Магомет, Альфонс из «Фаворитки» и Мустафа из «Итальянки») – это прозвучало и с блеском, и стилистически точно, да и попросту красиво. В небелькантовых дуэтах («Онегин», «Царская») ему очень помогало взаимодействие с огненным темпераментом партнерши – артист словно зажигался от нее и звучал интереснее и ярче.

Наименее убедительным компонентом концерта оказалось оркестровое сопровождение – светлановский ГАСО под управлением Кристиана Кнаппа порой звучал слишком жирно и громко, норовя заглушить певцов (что сделать было непросто, учитывая их мощь, но иногда коллективу это все же удавалось, к сожалению). Интерпретации не хватало свободы фразировки в романтических фрагментах, а в вагнеровском «Вступлении и Смерти Изольды» – дифференцированности звучания групп и отдельных инструментов, отчего оркестровая ткань вышла однообразной, одинаково пафосной на протяжении всей пьесы, в аккомпанементе же солистке – чересчур массивной. Что в Интермеццо из «Сельской чести», что в «Рассвете на Москве-реке» Кнапп тактировал с железной неумолимостью, будто исполнял музыку барокко, не допускающую темповых отклонений, а Полонез из «Онегина» отдавал чрезмерно бодрой и поспешной маршевостью.

После циклопической программы на бис Семенчук и Гусейнов решили побаловать публику чистой комедией (впрочем, один комический номер, из «Итальянки», был и в основной части) – прозвучали откровенно игривые дуэты: моцартовских Папагены и Папагено и россиниевских кошек. Публику это позабавило, усилив общее праздничное настроение.