Он возник в 2003 году благодаря инициативе более двадцати лет возглавлявшего Нижегородское отделение Союза композиторов Бориса Гецелева. В конце октября фестиваль прошел восьмой раз и предложил разноплановую концептуальную программу, сформированную при участии нынешнего главы нижегородских композиторов Марка Булошникова, продолжившего дело своего учителя. Семь концертов (первые два составили один вечер) представили разные модели перекличек и взаимодействий между традицией и новаторством, выраженных в творчестве композиторов разных возрастов и взглядов.

Концерт-закрытие стал своеобразным оммажем Мусоргскому, чей цикл, давший название фестивалю, прозвучал в первом отделении в исполнении Сергея Суслова. Второе отделение прошло с участием камерного оркестра «Солисты Нижнего Новгорода», сыгравшего под управлением Евгения Скурихина 12 пьес, базирующихся на теме или образе «Картинок с выставок». Получилась пестрая постмодернистская мозаика, в которой был интересен голос каждого, по-своему определяющего стиль взаимодействия с Мусоргским. Очаровательные «Прогулки с Ф.Ш., В.С., Ю.К., Д.Ш., Г.Г.», стилизации Марка Булошникова под Сильвестрова и Шостаковича, сменялись изысканными сонорными аккордами на тему из «Гнома» Антона Светличного (его пьеса была названа «Смеющийся демон») и зыбкими «кляксами» у Константина Комольцева («Старый замок»). В финале агрессивный жуткий образ («Гипербола Бабы-Яги» Антона Софронова) вдруг растворился в бесплотных звучностях «Милостивых врат» (в оригинале «…der Gnaden Pfort’») Рачьи Есаян.  

Открытие же фестиваля, последовавшее за насыщенной конференцией «”Правые” и “левые” в искусстве: диалог эпох и поколений», стало большим клавирабендом с участием двух замечательных пианистов, обозначивших выходы в разные миры. Отпраздновавший в этом году свое 80-летие Алексей Любимов воспарил в райские эмпиреи с помощью пьес-стилизаций Валентина Сильвестрова, тогда как Руслан Разгуляев провел по теневым закоулкам Альфреда Шнитке.

По-прежнему продолжающий радовать своей игрой Алексей Любимов (слухи о том, что выступлением в Нижнем он завершил свою исполнительскую карьеру, к счастью, не подтвердились) любую программу выстраивает, как интеллектуальную повесть. Тема разнообразных диалогов – одна из любимых у пианиста. Выстроив пьесы Сильвестрова нулевых годов, обращенные к разным композиторам, в один ряд с их непосредственными адресатами, исполнитель придал всему действу оттенок легкой имровизационности, происходящей из романтического салонного музицирования. Посвященные Моцарту, Шуберту, Шопену, Перселлу, Глинке пьесы как будто подбирались с ходу, бережно обыгрывали мелодии прошлого, словно с тоской оглядываясь на первоисточники, искусно инкрустированные Любимовым внутрь постромантического повествования. Эти тени стали своеобразными силовыми точками, удерживающими всю программу от совсем уж безразмерного расползания. До-диез-минорная прелюдия Шопена op. 45 (не входящая в знаменитый цикл), три вальса op. 18 Шуберта, «Прощание Сифачи» Перселла возникали призраками из глубины веков, чтобы снова раствориться в сбивчивых обрывках фраз, осколках мелодий настоящего, пропеваемых пианистом на рояле. Блестящий мастер фортепианного туше, великолепно владеющий разными стилистическими манерами, Любимов погрузил композиторов прошлого в мистическое сфумато, придав всему оттенок ирреальности – или иной реальности, где спасается человек, сознательно уходя от наступающего хаоса, дающего о себе знать порой через гулкие низкие ноты, подобно звукам далекой, но явственно ощущаемой грозы.

В противоположность «бесплотной» программе Любимова последовательность современных пьес, предложенная Русланом Разгуляевым, оказалась очень четкой, осязаемой, жанрово-определенной и драматургически безупречно выстроенной, как хорошее театральное действо. Назвав свой концерт «Альфред Шнитке и его единомышленники», Руслан, с одной стороны, обозначил эволюцию стиля самого композитора (от юношеских квазиромантических прелюдий к жестким, угловатым, словно вычерченными черными густыми линиями «Афоризмам»), а с другой, представил разные манеры современных ему авторов. Так, «Знаки на белом» Эдисона Денисова – десятиминутный таинственный, почти импрессионистический скетч (из прототипов, конечно же, вспоминались «Шаги на снегу» Дебюсси). «Воспоминание о сарабанде» Бориса Гецелева – полистилистическая игра с появляющимся в финале прообразом из си-минорной «Французской сюиты». Вариации Алемдара Караманова, однокурсника Альфреда Гарриевича, которого он почитал как самого одаренного коллегу, – шесть жанровых пьес с движением от «мрака к свету». И когда в финале опуса Караманова после восторженных «рахманиновских» пассажей и аккордов хочется аплодировать, внезапно следуют резкие и неуютные звуки «Афоризмов» Шнитке, в которых ощущаются знание и опыт человека, заглянувшего по ту сторону бытия (композитор создавал эти пьесы, уже пережив свой первый серьезный инсульт). После завершающего «афоризма», где мрачный хорал под набатный звон прерывается кластером в басах, на бис пианист сыграл незатейливую детскую пьесу Шнитке, произведшую впечатление молодого ростка, пробивающегося через пепелище апокалипсиса и символизирующего продолжение жизни вопреки всему.