ВЗГЛЯДОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДА

Джон Ноймайер, почетный гражданин Гамбурга и американец по рождению, прежде чем занять свое особое место в искусстве, получил степень бакалавра по английской литературе и театроведению. Танцами занимался еще студентом и по окончании университета уехал в Королевскую балетную школу Лондона, а в 1963 году был приглашен Джоном Крэнко в Штутгарт. Гамбургский балет возглавляет с 1973 года – целую жизнь!

Его первый спектакль – «Жар-птица» по мотивам русской сказки. О страсти превращать танец в инструмент познания литературных шедевров говорят балеты «Ромео и Джульетта», «Гамлет», «Сага о короле Артуре», «Сон в летнюю ночь», «Отелло», «Дама с камелиями», «Пер Гюнт», «Одиссея», «Смерть в Венеции», «Трамвай "Желание"». Ноймайер известен своим интересом к русской культуре и ментальности. Достаточно увидеть его «Чайку» по Чехову и «Татьяну» по «Евгению Онегину» (Музтеатр им. Станиславского и Немировича-Данченко).

В 2012 году Ноймайер привозил к нам балет «Нижинский» (он обладатель значительной коллекции, связанной с жизнью танцовщика – его путеводной звезды с 11 лет, – и по «Русскому балету» Дягилева в целом). 2 июля 2017 года в Гамбургском балете состоялась премьера его новейшего спектакля – «Анны Карениной» на музыку Чайковского и Шнитке, совместного с Большим театром и Национальным балетом Канады. Московская сцена ждет новинку 23 марта 2018 года.

ЧЕСТНАЯ ДУХОВНОСТЬ

Создание гигантской (три с лишним часа) пластической композиции, да еще на величайшую музыку Баха – поступок, выходящий за рамки понятия «постановка балета». Нынешний масштабный проект полтора года назад был инициирован Московской филармонией (директор проекта – Елена Палаш). Создатели спектакля посвятили его 500-летию Реформации.

Перед показом Джон Ноймайер рассказал:

— Двадцать лет я думал о постановке «Страстей», советовался со священником. Я спросил его: «Вы можете представить себе балет в церкви на музыку Баха?». И он ответил, что это была мечта всей его жизни. Тогда я попробовал сделать в кирхе Св. Михаила часовую версию. От церкви нареканий не было, критика шла совсем с другой стороны… И я решил: нет, не смогу.

И все же я его поставил! (Премьера «Страстей» в Гамбургском балете состоялась в 1981 году, причем в партии Христа выступил сам Ноймайер. - Н.З.).

В Библии история преподнесена очень сюжетно. Солисты и хоры у Баха комментируют события. При нем это исполнялось так, что присутствующие чувствовали себя частью сюжета. У меня на сцене работает 41 артист. Каждый пытается представить себе, каково ему было бы, окажись он героем событий. Это балет о современности, о тех, кто переживает события здесь и сейчас.

В Германии «Страсти по Матфею» исполняются раз в год – в Страстную пятницу, а я хотел бы, чтобы они звучали каждый день. Где угодно, в метро, например. Везде, где есть место поставить семь скамеек.

Мы выступали в цехах больших заводов, в католическом храме в Венеции, в Восточном Берлине, Хиросиме, Гамбурге… Пространство тут не важно. Оно не сакрально. Сакральна музыка, она создает свое пространство. Мне очень понравился Зал Чайковского; здесь зрители оказываются вокруг сцены, образуется общность.

Позавидуешь Ноймайеру: кто из нас не мечтал бы увидеть, услышать или даже создать нечто обновляющее наше отношение к вере? Ведь ее одежды изношены, слова истрепаны. И началось это не вчера. Когда-то большое впечатление произвел неожиданный ответ литературоведа Игоря Золотусского на простой вопрос школьников, от чего умер Гоголь: «От тоски. Отправившись в Иерусалим ко Гробу Господню, Гоголь мечтал, коснувшись камня, ощутить подтверждение своей веры. А вернулся из поездки в подавленном состоянии, видимо, не обретя желаемого».

И можно представить себе счастье Ноймайера, который уже столько лет подтверждает свои убеждения хотя бы очевидным волнением зрителей его балета. А ведь «Страсти по Матфею» были показаны по всему миру более двухсот раз!

— В моей работе нет идеи мессианства, – тем не менее утверждает балетмейстер, католик по вероисповеданию. – Я не стремлюсь донести до кого-то какую-то религию, побудить примкнуть к какой-либо из конфессий. С первого же звука вы сами чувствуете, какая подлинная, честная духовность заложена в музыке Баха. В одном фрагменте балета вы увидите жест, типичный для мусульманства. Эта музыка шире границ всех религий.

НЕОБЫЧНАЯ ПРОПОВЕДЬ

Статус события в Зале Чайковского значительно возрос из-за присутствия президента Германии Ф.-В Штайнмайера, посетившего Россию с однодневным визитом. Партер был убран, и до первых рядов амфитеатра выдвинули полукруглый подиум с багряным квадратом – Голгофой. На сцене же – хор, оркестр, солисты.

Многие слушатели пришли с распечатанным текстом «Страстей»: слушать их, не вникая в подробности, бессмысленно, а воскресные церковные школы публика КЗЧ вряд ли посещала. Мы можем разве что отсчитать 12 апостолов, опознать Христа, Марию, Иуду, Петра, суд, Голгофу. Но у Ноймайера каждый артист исполняет несколько ролей.

Текст у Баха имеет не один источник: это строки специально написанного поэтического либретто, протестантские хоралы, фрагменты Евангелия в переводе Лютера. Трудно определить, например, откуда «неканонические», по нашим меркам, слова Марии: «Этот мир с Тобой рядом так мелок». Или хоровое: «И кто Твой ясный взор постыдно помутил?». Лютеранские хоралы видны на глаз: они незатейливы, ибо предназначались для самых простых людей (Лютер вернул в практику общинное пение). Однако чем проще слова – тем масштабнее, эмоциональнее музыка Баха!

Как Лютер впервые наконец-то доступно перевел Библию на немецкий, как Александр Мень в «Сыне Человеческом» впервые сегодняшним языком растолковал в деталях историю Христа, так и Ноймайер впервые с помощью танца наполнил кровью отношения ее героев, которые очень будоражат, если смыть с них библейскую патину. Он, подобно Лютеру, отчаянно смело обращается в большей степени к обычным людям (а не к ценителям балета – не потому ли первый опыт вызвал скепсис?). Его «Страсти» – не иллюстрация, но его собственная проповедь на любимом языке танца, его почти богословское толкование сюжета. Поэтому разгадывать Ноймайера не менее интересно, чем читать Меня. Вот в начале балета бредет, выходя в публику, неразрывно связанная пара – калека и слепой. Она вроде бы не имеет отношения к сюжету. Но воистину: мы либо видим, но не можем, либо можем, но не видим…

Сорок участников спектакля объединяются в разные группы то так, то эдак – иногда этих сплетений на подиуме с десяток. (Заметим, что запись этого балета специальным языком символов «бенеш» составляет 484 страницы!) Многие сцены грубее, чем обычно у Ноймайера. Зато другие предстают красивейшими ансамблями, заставляющими вспомнить скульптуры Микеланджело. В роли Христа – 27-летний каталонец (!) Марк Жюбет. Он невесомыми шагами ступает будто по облакам. В какой-то момент его приподнимут, но походка останется та же!

Выпукло развернуты картины, которые в нашем обиходе – почти проходные. Коленопреклоненный Петр (Дарио Франкони) клянется в верности. Казалось бы: здесь Бах подтверждает его слова мощнейшим хоралом «Я выстою с Тобою», но мы-то знаем, как малодушно Петр предаст. А не знали бы – возможно, не переживали бы так!

В отчаянии и тоске взывает (с помощью музыки) Иисус к ученикам: «В смертной муке душа Моя: бодрствуйте со Мною!». Но нет, слаб человек: апостолы все спят. И Петр – особенно сладким сном все еще праведника: он примостился на ступеньках, ведущих в зал, и уложил голову на сцену, как на картинах художников Возрождения…

Горький плач отрекшегося Петра Erbarme dich («Будь милостив к моим слезам») – тема, которой нет равных. И надо иметь беспрецедентную отвагу (еще шаг – и будет по́шло!), чтобы ставить на нее танец, в котором Петр будто бы мучительно старается вылезть из собственной шкуры, и земля горит под ним.

Раздетого донага Христа, громко топая, избивают так, что части тела его уже перепутались, пустым рукавом висит перебитая рука, а головы будто уже и нет – одежды вывернуты вверх, превратив прекрасное человеческое тело в бесформенный обрубок.

В наших представлениях между доносом Иуды и его самоубийством будто ничего нет – прочерк. Ноймайер же разворачивает пару строк Евангелия, повествующих о попытке Иуды вернуть 30 серебренников, во впечатляющую сцену раскаяния. Но если у Петра еще есть выход, Иуда обречен. Его обвисшая фигура застывает вдоль поставленной вертикально черной скамейки, которую он обнял поднятой рукой. Будто бы очень эстетично. Но и тут нас переключают на домысленное: Иисус милосердным жестом снимает с Иуды смертельную судорогу.

В роли Иуды рослый нордический красавец Эдвин Ревазов. И вот вам штрих: идя на Голгофу, хрупкий Иисус не только понесет с Симоном крест – на его спине громоздится несоразмерно тяжкий для него Иуда… Говори после этого, что Ноймайер ничего не прибавил к нашему пониманию Евангелия!

Удивительно, как на протяжении спектакля лица артистов, все более окрашенные внутренним состоянием, постепенно обретают библейские черты: мы воспринимаем их почти как фаюмские портреты, как достоверные лики, проступающие из исторической тьмы.

Финал получился античной красоты, тем более что артисты весь вечер работали в белых квазихитонах. Лишь крест из черных скамеек так и будет торчать до самого конца, мешая на поклонах разглядывать и исполнителей, и самого вышедшего к ним Ноймайера. Но, наверное, и эта ложка дегтя была задумана.

С МУЗЫКОЙ И БЕЗ

Что до слышимой стороны, то в исполнении участвовали Государственный камерный оркестр, два певческих коллектива – «Мастера хорового пения» и старший хор школы «Пионерия», а также солисты из Германии Аня Цюгнер (сопрано), Беттина Ранх (меццо), Тобиас Брендт (баритон), Мартин Платц (тенор), Тило Дальман (бас); за органом – Александр Фисейский. Дирижировал всеми Саймон Хьюитт.

Временами все же приходилось себя уговаривать: представь, что ты – в храме, в конце концов прикладное исполнение можно выдержать ради Гамбургского балета. Поэтому качество исполнения собственно музыки Баха оставим за скобками. В самом деле, не сравнивать же его с уровнем бельгийского ансамбля Collegium Vocale Gent Филиппа Херревеге в БЗК (кстати, тогда же, в 2004 году, слушатели впервые получили в руки прекрасный перевод Михаила Сапонова). После бельгийцев публика выходила потрясенная музыкой Баха; в этот раз – в основном проповедью Ноймайера в столь необычной форме.

Словесно она пронзительно проста: не доноси, не клевещи, помоги в беде хоть малостью. Не ори с толпой – пожалеешь в веках. И не оправдывайся перед неправедными: в этом теперь всегда поможет запечатлевшийся образ Христа, выслушивающего хулу, безучастно положив руку на руку.

Нет, немало заставил заново пережить и переоценить всего лишь «хореограф-постановщик балета», обративший нас в «часть сюжета», которому не будет конца.

Фото: Kiran West