– Ренат Салаватович, ваша творческая биография – внушительная череда стран, городов, театров, оркестров. Почему в конце концов вы прочно связали себя именно с Казанью?

– С годами мои представления о карьере и творчестве стали меняться. Я начал искать место, где мне было бы хорошо в плане душевного комфорта. Казань – как раз такое место. Здесь я легко собираюсь во время спектакля, затем так же легко расслабляюсь, люблю прогулки на Черном озере – в парке возле театра – и в целом предпочитаю неспешный, размеренный образ жизни: «служенье муз не терпит суеты». Только что согласился поехать в Воронеж, чтобы сыграть концерт вместе с замечательным виолончелистом Томасом Лундстрёмом, концертмейстером Оперы Мальмё, но это исключение: обычно на все предложения гастролей отвечаю отказами. Если же куда и выезжаю, то исключительно со своим театром.

– Когда вы влюбились в Казань и с какими городами этот город выдержал конкуренцию в вашем сердце?

– Одно время я был вторым дирижером в Государственном симфоническом оркестре Республики Татарстан еще при Натане Рахлине. После его смерти в 1979 году стал главным дирижером и проработал здесь шесть лет, после чего ностальгия вернула меня в родной Казахстан. Три-четыре года я пробыл дирижером Казахского государственного театра оперы и балета им. Абая, а затем, когда Валерий Гергиев возглавил Мариинский театр и позвал меня, на пару сезонов уехал к нему. Я много ездил с ним на гастроли: тогда во мне играла молодость и была жажда расширять не только репертуарные, но и географические границы познания мира. С начала 90-х я работал в Национальном балете Баварии и жил в Мюнхене, с 1996-го обосновался в Стокгольме, где шесть лет проработал дирижером в Королевской опере Швеции. В 2001-м вернулся в СНГ и до 2009 года занимал пост художественного руководителя и главного дирижера в оперном театре Алма-Аты, а затем полтора сезона руководил симфоническим оркестром филармонии. В Астане – уже в новом театре «Астана Опера» – продирижировал оперой «Тоска», балетом «Ромео и Джульетта», сделал записи собственных сочинений. Там, еще в старом Театре оперы и балета им. Байсеитовой, долгие годы шли два моих балета-сказки – «Алкисса» и «Снежная королева» (я пробовал сочинять, чтобы изнутри понять, что такое музыка и что делает композитор).

Мне очень настойчиво предлагали остаться в Астане, и я чуть было не остался. Но с 2003-го я уже параллельно был главным дирижером в Казани и довольно долго выбирал, где мне все-таки будет лучше. Окончательный выбор сделал в пользу Казани, но сегодня я фактически живу на три страны. В Алма-Ате мой первый дом, в Стокгольме – моя семья, а в Казани, где мне создали все условия, находится то, без чего я уже не могу существовать: мой театр и мой оркестр.

– Став здесь главным дирижером, вы что-то поменяли в оркестре?

– Конечно. Были проведены необходимые кадровые изменения. Но один я это сделать не смог бы. Я начинал с замечательным директором оркестра Николаем Андреевым, теперь мне помогает мой ассистент Марина Беговатова. Проблемы с кадрами в оркестре есть всегда, и нам постоянно приходится если не залатывать дыры, то ликвидировать мелкие прорехи. За те 13 лет, что я возглавляю оркестр театра, уровень музыкантов существенно вырос, и это в основном выпускники Казанской консерватории. Если своих музыкантов определенной специальности найти не удается, то двух-трех мы можем пригласить со стороны. Мы держим достойный базовый уровень звучания, но, как известно, оркестровый звук – субстанция, которая формируется и совершенствуется годами.

– Устраиваются ли для оркестрантов конкурсы, аттестации?

– У нас все не столь жестко, как это бывает в других оркестрах, я по складу дирижерского характера – демократ, а не диктатор. Мы действуем щадяще, как «социалисты-гуманисты», чтобы по возможности не травмировать людей, не создавать стрессовые ситуации. Всегда можно что-то передвинуть, поменять в рассадке в интересах самих музыкантов, для их же собственного блага и здоровья, ведь не секрет, что именно амбиции и делают людей больными. Как художник успокаиваться на достигнутом не могу, но в целом позитивной динамикой развития коллектива я доволен. Сравнивая нас с другими оркестрами, могу сказать, что мы, опираясь преимущественно на собственные кадры, делаем свою работу качественно. Если в крупных «брендовых» театрах оркестры иной раз и могут позволить себе небрежность, то у нас это не проходит. Как говорит директор театра Рауфаль Мухаметзянов, «им можно, нам – ни в коем случае нельзя!». Мера ответственности музыкантов за общее дело у нас очень высока. То же самое и в нашем молодом хоре. И это очень важно.

– Переняли ли вы что-то из опыта работы с зарубежными оркестрами?

– Безусловно. Накопленный дирижерский опыт никуда не исчезает, он откладывается внутри тебя, и ты постоянно к нему обращаешься. У меня были разные периоды, охватывающие все виды дирижерской деятельности. Самый первый – пост главного дирижера Камерного оркестра Казахского радио. Лет двадцать я работал как дирижер большого симфонического оркестра, затем как дирижер балетный. Уже здесь, в Казани, я в полной мере состоялся как дирижер оперный, хотя в свое время много оперных спектаклей поставил в Алма-Ате. Опыт постоянно приходит на помощь.

– Как сегодня строится репертуар в театре?

– Мы идем по пути популярного репертуара, средств на эксперименты у нас нет. Поставить спектакль, а потом его выбросить – этого мы себе позволить не можем. Вспомните слова Горовица Нейгаузу: «Я играю то, что нравится публике. То, что ей не нравится, я играю дома». Мы держимся за качество и ставим проверенную временем классику, в основном итальянскую. Французскую – реже. Из русских опер сейчас в репертуаре только «Борис Годунов» Мусоргского и «Евгений Онегин» Чайковского. На Шаляпинском фестивале этого года мы подготовили концертное исполнение «Пиковой дамы» с расчетом на то, что на следующем фестивале уже выпустим премьеру спектакля. Ставить его будет Юрий Александров.

– Популярны ли в Казани национальные постановки?

– Это какой-то феномен: всегда аншлаги! О давно ставшем классикой балете «Шурале» Яруллина я уж и не говорю, но не менее популярны и относительно новый балет «Золотая орда» Ахияровой, и патриотическая антивоенная опера «Джалиль» Жиганова, созданная еще в конце 50-х. Оба спектакля записаны французским телеканалом Mezzo, а «Джалиль» впервые была показана по нему 9 мая прошлого года. У нас фантастическая постановка этой оперы, и я рад, что с ней смогла познакомиться массовая телеаудитория Западной Европы. Резеда Ахиярова также автор оперы «Любовь поэта», написанной в 2006 году. Это еще одна наша фирменная постановка, пользующаяся неизменным успехом.

– Как решается вопрос с певцами?

– Постоянных солистов в труппе немного, но исполнителей ведущих партий из них еще меньше: в основном эти певцы заняты во второстепенных ролях. Когда-то труппа была большой, но неэффективной. Солисты ждали в очереди, чтобы спеть ту или иную партию, а качество при этом оставляло желать лучшего. С приходом нынешнего директора театр наконец избавился от балласта, и политика комплектации составов на новые постановки и спектакли текущего репертуара (включая дирижеров) заключается в приглашении артистов из других театров, в том числе из-за рубежа: все они работают у нас по контрактам. Так же обстоят дела и с постановщиками – режиссерами и художниками. Эта практика давно доказала свою эффективность. Кого именно приглашать – прерогатива дирекции. Даты моих спектаклей мне всегда известны заранее.

– Фестивальные спектакли, по вашим ощущениям, отличаются от обычных?

– Как главный дирижер с 2003 года я, естественно, не пропустил ни одного фестиваля – ни Шаляпинского, ни Нуриевского. Каждый фестиваль – это новая творческая веха для театра, но я об этом не задумываюсь. Я просто делаю свое дело, которое очень люблю. Я ощущаю полное единодушие с музыкантами оркестра и хора, вижу, что наша совместная работа приносит обоюдное удовольствие, отчего чувствую себя по-настоящему счастливым.

– Сколько спектаклей дается в сезон?

– На гастролях 130-150. Имею в виду ежегодные – с 1990-го – длительные туры по странам Западной и Центральной Европы, в которые мы выезжаем иногда трижды за сезон. Но и дома играем примерно столько же, то есть «на круг» опер и балетов даем порядка трехсот. Когда балет за рубежом, в Казани идут оперы, и наоборот. У балета обычно выдаются особенно длительные поездки – по два с половиной месяца «призрак казанского балета бродит по Европе».

– Кто ваши любимые оперные композиторы?

– Пуччини и Чайковский. В Казани я дирижирую «Турандот», «Тоской», «Мадам Баттерфляй» и «Евгением Онегиным». С оптимизмом смотрю в следующий год на постановку «Пиковой дамы»: до нынешнего исполнения на Шаляпинском фестивале к этой музыке я не обращался более десяти лет с момента постановки в Алма-Ате.

– Чем труднее дирижировать, оперой или балетом?

– Балетом труднее. В опере я нахожусь в своей стихии: я веду за собой и солистов, и хор. А в балете я должен выдерживать темпы так, чтобы «подстроиться под ногу», и нередко наступаю на горло собственной песне. Но в балетном спектакле это необходимо, отчего многие крупные дирижеры за балетные постановки предпочитают не браться. Я же очень люблю балет и отказаться от него не могу. Следующей моей балетной премьерой в Казани станет классическая постановка «Эсмеральды» Пуни.

Как дирижер-практик не могу отдать предпочтение ни опере, ни балету – мне интересно дирижировать и тем, и другим.