Римский-Корсаков не планировал свою одноактную оперу для камерного формата (хотя постфактум у него и были такие мысли: композитор сожалел, что предназначил вокально-драматический диалог в двух картинах для большой сцены), однако ныне это сочинение дают именно так: в сопровождении камерного оркестра/ансамбля или даже под фортепиано. Правомерность такого подхода представляет определенную проблему. С одной стороны, по количеству участников и хронометражу опера, конечно, камерная, но с другой, по наличию полноценного оркестра и задействованию хора (пусть и эпизодическому) — вроде и не очень. Рациональное объяснение распространенности такой практики может быть такое: коммерческая состоятельность. Слывущая «заумной» да к тому же и короткая, то есть требующая что-то в пандан, опера далеко не всегда способна собрать большой оперный зал, отсюда стремление поместить ее в более «скромные обстоятельства». 

В Минске камерный ансамбль заменил оперный оркестр, а фрагменты, где хор должен исполнять краткий фрагмент из первой части Реквиема Моцарта, дали в аудиозаписи (в исполнении хора театра, хормейстер Нина Ломанович). Кроме того, слегка «усовершенствовали» партитуру еще и таким образом: после заключительных слов Сальери про «создателя Ватикана Буонаротти» и итоговых инструментальных аккордов вновь включили фонограмму — судя по всему, из той же записи Реквиема хор громогласно спел финал «Лакримозы». Смешение живого, причем предельно близкого в условиях камерного зала звучания с искусственным (фонограммой) слегка нарушало ауру спектакля: переключение с одного типа звука на совершенно другой доставляло некоторый слуховой дискомфорт. Хорошо, что таких фрагментов оказалось всего два. Второй и вовсе был избыточен. 

В остальном маленький шедевр по маленькой трагедии Пушкина прозвучал вполне аутентично и довольно интересно. Несмотря на малочисленный состав ансамбля, уже его вступление порадовало «органной» слитностью и насыщенностью, задав начальными аккордами настрой на «старину». Маэстро Юрий Караваев вел ансамбль и солистов очень уверенно и чутко, не раз выручал их в трудные моменты и в целом убедительно вылепил форму не самой простой для восприятия, преимущественно речитативной оперы. 

В партии Моцарта выступил тенор Виктор Менделев. Внешне он и правда похож на композитора, если судить по тем портретам, что нам остались: невысокого роста, субтильный, а потому изящный и ловкий, с правильными чертами лица, живыми глазами и игривой улыбкой, артист стремительной походкой «прорезал» зал под звуки моцартианского вступления. Его звонкий лирический тенор, гибкий и выразительный, идеально подошел «лемешевской» партии, которую певец сумел провести выразительно, насытить интересными, живыми интонациями. Его игра была не нарочитой и убедительной в рамках реалистической концепции, предложенной постановщиком. 

Известный бас белорусского Большого Олег Мельников, которого в России помнят как частого участника фестиваля «Ирина Архипова представляет», выступил в двух ипостасях: и режиссера спектакля, и исполнителя партии Сальери, несущей в этой опере во всех смыслах основную нагрузку. Роль Сальери обязывающая, «шаляпинская», к ней много требований, сравнения в ней с прославленными исполнителями прошлого неизбежны. Роскошный бас Мельникова, огромный и тембрально богатый, насыщенный обертонами, звучал, безусловно, интересно, наполняя партию многими психологическими нюансами и оттенками. Артист не стеснялся своей звуковой роскоши, но при этом давал ее дозированно, сообразуясь с камерным форматом постановки. Его Сальери оказался очень сложным персонажем, мучающимся страстями, глубоко раненным, постоянно размышляющим о смысле бытия и при этом в итоге фатально ошибающимся. Естественная возрастная амортизация голоса, которая, увы, наличествует у Мельникова, сильно картины не портила — напротив, добавила его герою солидности и опытности, а не всегда дающиеся верхние ноты артист сумел обыграть в рамках актерского решения образа. Оно было накрепко спаяно с вокальным, одно переплеталось с другим и давало кумулятивный эффект: и слушать, и наблюдать Мельникова – Сальери было захватывающе. Безусловно, Мельников — артист большой харизмы. 

Реалистическое драматическое решение, внимание к психологии и малейшим деталям поведения и реакций героев стало сутью постановки оперы. Визуально спектакль сделан достаточно традиционно (художник-постановщик Любовь Сидельникова), без ненужных новаций. Черный рояль с разбросанными по крышке нотами в глубине сцены, пара старинных кресел, красная ширма, небольшой столик с яствами, канделябры; герои — в париках и камзолах: у Сальери превалирует красно-коричневая гамма, Моцарт же одет в светлое, изящно инкрустированное платье, то есть внешний облик персонажей классический, без обиняков указывающий на то, кто здесь «ангел», а кто «демон».