В афише концерта Альбины Шагимуратовой Рахманинову отводилось только одно отделение. Априори это слегка разочаровывало – казалось, юбиляру следовало посвятить весь концерт. Но, к сожалению, вечер показал, что не все миниатюры Сергея Васильевича показаны самой природе голоса Шагимуратовой так, как прозрачно-ясные романсы Глинки и Римского-Корсакова («Я помню чудное мгновенье», «Редеет облаков летучая гряда» и другие из заявленных и исполненных). Отсутствие в них плотной фортепианной фактуры и преобладающий меланхолически-созерцательный настрой дали возможность максимально расслышать красоту голоса и оценить недюжинное мастерство певицы – наполненность тона, тембровое многоцветие, естественную фразировку, точные акценты: звук «сидит» идеально, что позволяет Шагимуратовой демонстрировать подлинную техническую свободу и смело распоряжаться той самой природной красотой, достигая максимума художественной выразительности. При этом певица чужда нарочитой аффектации, эмоций и звукового посыла дает ровно столько, сколько нужно для раскрытия смысла пропеваемого текста.

В рахманиновском отделении прозвучали Шесть романсов, ор. 38, а также «Не пой, красавица», «Здесь хорошо» и на бис «Весенние воды». Тонкая звукопись и нежные пастельные краски были на высоте. Пластичность вокальной линии, умение придать звучанию нужный оттенок точно соответствовали элегическим настроениям, были уместны и для выражения печали, однако страницы, содержащие откровенную драму, в той же степени уже не убеждали, особенно те из них, где аккомпанемент по-оркестровому звучен. Впрочем, и в бравурных «Весенних водах», где радость выражена патетически-экспрессивно, возникала похожая картина: не то чтобы мощности, яркости или полетности звука не хватало – с этим как будто было все в порядке, но возникало ощущение «растраты», «расплескивания» ценного инструмента на художественные задачи, которые лучше воплотят голоса иных качеств и кондиций.

* * *

Самая титулованная московская певица наших дней Хибла Герзмава выступила спустя две недели с очень похожей программой, поэтому сравнения напрашивались сами собой. Лишь первое отделение было расширено включением романсов Чайковского, из-за чего вся «конструкция» в целом потяжелела – как вследствие увеличившегося хронометража, так и в силу увеличения доли экспрессивных красок в палитре. Упор был сделан на самые популярные опусы русских классиков.

Хибла Герзмава – очень умная и музыкальная певица, она прекрасно нюансирует и фразирует, у нее нет пустых, не наполненных эмоциями нот, она знает свои сильные стороны и умело ими пользуется; наконец, ее техническая оснащенность и как таковое владение голосом впечатляют. В целом ее слушать интересно, поскольку понятно, что артистке есть что сказать, – пение выразительно и очень разнообразно.

Однако не все безоблачно в этом высококлассном в целом пении. Первое сомнение – это природа голоса певицы, собственно красота тембра, его гедонистический посыл: тут все достаточно скромно. Для заявлений подобного рода необходима определенная смелость – Герзмава занимает в московской и даже всероссийской музыкальной жизни заметное место, ее карьера стабильно развивается почти тридцать лет, у нее армия поклонников и масса достижений. И все же кажется, что привлекательность голосового материала солистки далека от абсолютной (как в целом, так и в сравнении с Шагимуратовой и Перетятько). Следствием этого является некоторое однообразие исполнения, которое до конца не может преодолеть ни умная фразировка, ни искусная нюансировка, ни точно рассчитанные акценты.

Второе сомнение связано с наличием все же некоторых технических изъянов (притом что владение техникой, стоит повторить, находится на высоком уровне). Это, например, чересчур шумное дыхание, которое мешало на концерте с первой до последней ноты. Не очень радует слишком частое вибрато, особенно в верхнем регистре. Крайние верхние ноты берутся с напряжением, заметным усилием, в них нет легкости, свободы парения, изящества, что особенно удивляет, если помнить изначальную лирико-колоратурную специализацию примадонны; однако за годы карьеры ее голос заметно укрупнился, потяжелел, Хибла Герзмава давно поет остродраматические партии – от Медеи до Тоски.

Наиболее привлекательно голос певицы звучит в среднем регистре и в умеренной динамике – здесь высвечиваются все преимущества тембра, именно здесь возможно оценить совершенство дикции артистки, стремящейся донести буквально каждое слово.

Экспрессивные романсы Чайковского и Рахманинова оказались у Герзмавы убедительнее, чем у Шагимуратовой, – прозвучали ярче, настойчивее, призывнее, наполненней. Однако, учитывая вышеизложенные сомнения, стоит признать, что и ей более изящные, эмоционально и голосово менее затратные произведения Глинки и Римского-Корсакова идут куда больше. Абсолютным исполнительским шедевром Хиблы Герзмавы оказался романс Чайковского «Кукушка», где комический талант артистки раскрылся в полную ширь. Спетые на бис незатейливые песенки (типа «В лунном сиянии» и «Букет цветов из Ниццы») привнесли противоречивую краску – после Рахманинова они смотрелись уступкой, как принято говорить, «невзыскательным вкусам широкой публики».

* * *

Ольга Перетятько в программе своего концерта уделила Сергею Рахманинову совсем мало внимания: шесть сочинений во второй половине первого отделения. Удивительно, но и у этой певицы обнаружилась та же тенденция, что и у двух предыдущих: ее нежному и ласковому сопрано с чарующим тембром и великолепным владением верхним регистром прекрасно удаются романсы лирического плана. «Маргаритки», «Здесь хорошо», «Они отвечали» прозвучали эталонно, во всей своей утонченной красоте, но в романсах «Христос воскрес» и «Весенние воды», где совсем иные задачи, явно не хватало насыщенности звучания, драматизма, экспрессии – осталось впечатление, что они не слишком подходят природе голоса Перетятько.

Зато настоящей победой оказался многотрудный «Вокализ». Шедевр вокальной музыки, написанный для великой Антонины Неждановой, редко поют хорошо. Кому-то не хватает техники, кому-то вкуса, кому-то – понимания этой непростой, с одной стороны, очень эстетской, с другой стороны – предельно искренней вещи. Ольга Перетятько исполнила сочинение идеально: преимущественно на нежных полутонах, сокровенно, без ненужных аффектов, словно напевая, сосредоточенно и углубленно.

Помимо рахманиновской темы в концерте были две другие повестки. В начале – собрание колыбельных. В 2021 году Ольга Перетятько с пианистом Семеном Скигиным выпустила альбом «Песни для Майи» – лирический сборник, посвященный ее новорожденной дочери. Он стал основой новой концертной программы певицы, с которой она успешно выступает в России и за рубежом. Часть этих песен и была представлена в «Зарядье». Удивили две из них: спетая на китайском миниатюра Чжан Цзяньчуня, в которой Перетятько старательно воспроизводила особенности экзотической фонетики, и «шлягер» Моцарта Schlafe, mein Prinzchen, schlaf ein («Спи, мой царевич, усни»), где неожиданно вскрыла и акцентировала эротический подтекст. Славянской меланхолией пленила песня «Доброй ночи, моя дорогая» из вокального цикла Дворжака «В народном духе».

Второе отделение было посвящено блистательной примадонне XIX века Полине Виардо. Начав с каватины Розины – партии, в которой великая испанка дебютировала в России, – Перетятько неожиданно прервала пение после экспозиционных фраз, взяла в руки микрофон и… больше уже его не выпускала, перемежая пение конферансом. Она много говорила о своей героине, зачитывала ее дневниковые записи, фрагменты переписки с Тургеневым, отзывы современников – комментарий был подобран со вкусом. Перетятько декламировала профессионально и естественно, и все бы хорошо, но переключение с естественной акустики на микрофонное звучание всякий раз разрушало ауру концерта, да и самой певице постоянный «маятник» (говорение – пение) давался не без усилий.

Хиты вечера – «Соловей» Алябьева и каватина Нормы – на удивление, как и «Вокализ», очень удались: «на удивление» потому, что убедить в этих сверхпопулярных и технически сложных произведениях совсем не просто. У Ольги Перетятько хватило и техники, и вкуса, и голосовых красок, чтобы оказаться одинаково состоятельной и в цирковом колоратурном кунштюке со всей его эквилибристикой, и в величественно-патетической арии галльской жрицы. Но самым интересным было, пожалуй, представление публике композиторского творчества самой Виардо. Прозвучали восемь ее сочинений и одно переложение (из мазурки Шопена она сделала романс) – красивая, талантливо написанная музыка. Особенно впечатлило то, как Виардо работала с русским текстом: ее романсы на русском не только эмоционально-выразительны, но и драматургически состоятельны. В финале пленительно прозвучала ария Феи из оперы «Золушка» – музыка, полная лирико-импрессионистических красок, таинственности и ожидания чуда.