Имена авторов сочинений, представленных в зале "Зарядье", не сенсационны: Дебюсси, Равель, Пуленк – пожалуй, только Артюр Онеггер относительно "раритетный" для Москвы композитор. Тем не менее программа получилась эксклюзивной: нечасто этих четырех французов собирают вместе, и выбранные для концерта опусы – тоже не из числа постоянно звучащих.

Открыли вечер "Ноктюрны" Дебюсси с их чудесами звукописи. Блестящая игра оркестра доставляла особое наслаждение: "разбирать" тона неброских красок и находить поэтичность в убаюкивающей монотонности "Облаков", следить за переливами настроений в ярких "Празднествах", где игривость оттенялась налетом горечи, и наконец – погружаться в сказку "Сирен", следя за основным персонажем – морем, то грозным, то заманчивым.

Главным номером первого отделения стала величественная и одновременно утонченная "Глория" Пуленка – шестичастная кантата для сопрано, женского хора и оркестра. В "Зарядье" прозвучал вариант худрука "Весны" Надежды Авериной – переложение для детского хора. Возможно, эта версия в чем-то более, чем авторская, соответствует духу музыки: само по себе сочетание ангельских детских голосов и трепетного, полнокровного женского вокала уже создает удивительную амплитуду эмоциональных состояний в молитвенном диалоге с небом.

Обратившись к каноническому латинскому тексту, Пуленк удивительно сплавил богатую традицию его музыкального воплощения с новациями середины прошлого века. В музыке слышны и суровая григорианская архаика, и барочные декоративные изыски, и романтическая экспрессия, и диссонантность и нетривиальность мелодики.

Маэстро Полянский выстроил наилучший баланс между оркестром и детскими голосами, дав им возможность прозвучать во всей полноте и своеобразной красоте. Хор подавался бережно – оркестр его нигде не "затемнял", – пел с ясной интонацией в прихотливых мелодических рисунках и точностью сложных ритмов. Безвибратный в своей основе звук оказался идеален для передачи мистического посыла кантаты. Великолепно прозвучала солистка капеллы Юлия Томина в сольной сопрановой партии: красивый тембр, впечатляющая ровность голоса и мастерское им владение (особенно в верхнем регистре и в изящных филировках), а самое главное – одухотворенность исполнения оставили неизгладимое впечатление.

Главным сочинением второго отделения стала "Рождественская кантата" Онеггера. Участвовали оба хора – "Весна" и хор капеллы в полном составе, – оркестр и солист-баритон Евгений Либерман. Лебединая песня участника "Шестерки" – трагический взгляд на первостепенный миф католицизма. Смешение текстов (латынь, немецкий, французский), стилей, богатое разнообразие выразительных средств в противопоставлении адско-демонических стенаний взрослого хора небесной чистоте детского делает это яркое, монументальное, пусть и короткое по меркам жанра сочинение очень экспрессивным, эмоционально накаленным.

Полярные краски кантаты были представлены максимально выпукло. С одной стороны – мощное, сочное звучание хора капеллы, с другой, словно его отблеск, – прелесть свежих детских голосов. Хоры противопоставлялись не только по смыслу, но и в пространстве: капелла расположилась за оркестром, "Весна" – над сценой, что лишний раз подчеркивало разность двух миров в споре божественного с инфернальным.

Валерий Полянский представляет собой образец идеального дирижера – одновременно и хоровика, и симфониста, превосходно знающего возможности и оркестра, и хора (детского тоже, ведь "на заре туманной юности" Валерий Кузьмич начинал свой путь именно в "Весне"). Он умеет добиться максимальной выразительности и от инструменталистов, и от певцов и выстроить между ними гармоничный диалог. Кантатно-ораториальный жанр – это то пространство, где Полянскому трудно найти равных. Во французской программе особенно уместным оказалась его способность представлять прозрачной часто плотную фактуру и выстраивать сбалансированные "отношения" инструментальных соло и оркестровых групп.

Финальным аккордом вечера стал знаменитый равелевский "Вальс", в котором стихия венского веселья взвинчена до экспрессионистской точки кипения (своего рода перекличка двух Штраусов – мелодий Иоганна и накала Рихарда). В этом номере оркестр вновь на отлично показал свой класс, поразив и броскими красками, и столь ценным для симфонического коллектива единством дыхания вместе со своим лидером.