Игорь Стравинский относится к любимейшим авторам Валерия Гергиева, который как никто много сделал для его возвращения в отечественную афишу: с 1990-х первым стал активно внедрять в репертуар Мариинского театра наследие композитора – в 2017-м по инициативе Гергиева в России был объявлен Год Стравинского. Полувековая дата со дня смерти гения подвигла худрука Мариинки на очередную яркую акцию – марафон, посвященный Стравинскому: он уложился в три дня, и в каждый день на двух сценах театра было представлено до восьми опусов.

Марафон прошел весной, а летом, под занавес 29-го фестиваля «Звезды белых ночей», Мариинка продолжила чествование Стравинского, выпустив новую программу, ни в чем не повторявшую весеннюю. Вечер включал в себя балет с пением «Байка про лису, петуха, кота да барана», фортепианный цикл «Пять пальцев» (его исполнила Людмила Свешникова), комическую оперу «Мавра» и одноактный балет «Поцелуй феи». Все это ранее ставилось в театре. Больше всех повезло «Мавре» – нынешняя постановка уже третья с премьеры в 1995 году; «Поцелуй феи» появился в ту же эпоху (1998), и нынешнее обращение к нему второе. А вот «Байка» ставилась лишь однажды и очень давно – в 1927-м (дирижер – Александр Гаук, балетмейстер – Федор Лопухов).

Что поют солисты (два тенора и два баса) в финале «Байки»? Понять слова в своеобразной полифонии решительно невозможно. А если бы кому-то это и удалось, то едва ли к радости первооткрывателя: текст окончательно теряет смысл, принимает ничего не значащий «обэриутский» вид, он – прибаутка, рифмованная чепуха, где важен не смысл, а суггестивный ритм и глумливая интонация. Эта русская архаика вдруг становится невероятно актуальной: скоростные речитации на одном тоне звучат как чистый рэп! Под стать музыке, где «старина» и реминисценции – лишь «игра чистого разума», сознательное пародирование, стеб, как сказали бы в наши дни, оказалась и новая постановка опусов в Мариинке.

За единый стиль и концепцию отвечал хореограф Максим Петров, решивший все три произведения в чисто балетном преломлении. И если для «Поцелуя» это естественно, для «Байки» тоже нормально (певцы здесь – лишь акустические иллюстраторы, исключенные из действа), то для «Мавры» до известной степени необычно. Затянутое в голубые тона пространство (сценограф Альона Пикалова) представляет собой некий планшет во все зеркало сцены, в вырезанных окошечках которого, словно в теремных оконцах-прорезях, появляются статичные солисты и вокализируют, мало двигаясь и мало взаимодействуя между собой. Они напоминают фигурки дымковской игрушки или, скорее, даже гжели, на которые мы любуемся, но от которых не ждем никакого драматизма – вся их история заключена уже в их внешнем виде. Голубые костюмы квартета солистов (Параша – Елена Стихина, Гусар – Евгений Акимов, Мать – Анна Кикнадзе, Соседка – Екатерина Крапивина) делают певцов едва различимыми на фоне сценографии, все вместе воспринимается как некая инсталляция по мотивам петербургских печных изразцов. Комическая опера по определению должна содержать экшн – в ее забавных ситуациях вся суть. Однако в обалетизированном варианте Мариинки роль активного начала отведена танцовщиками – пятнадцать танцовщиц и танцовщиков то водят хороводы, то метут улицу в образах бородатых дворников в картузах, и т.п. Две мимические фигуры – сам композитор и его заказчик-патрон Сергей Дягилев – дополняют постмодернистский ландшафт.

Эти же двое фигурируют и в «Байке» наряду с примерно таким же, как и в «Мавре», количеством танцовщиков, а также еще одним сквозным образом – Лисы, которая со скоростью ракеты носится по сцене и пугает всех и каждого. В «Байке» планшет сценического зеркала уже не голубой, но тоже имеет четыре окошка. Первое – студия звукозаписи, где в наушниках и у микрофонов ворожат вокалисты (тенора Александр Тимченко и Александр Трофимов, басы Ярослав Петряник и Юрий Власов). Второе – репетиционная, где композитор за роялем работает с солистами. Третье – приют хореографических миниатюр; четвертое – анимация с движущимися фигурками животных из лубочных иллюстраций к сказкам (работа Юлии Гильченок и Сергея Рылко). Действие полифонично, у зрителя, который должен еще читать титры с пропеваемыми текстами, буквально идет голова кругом от потока разнородной информации. Нельзя сказать, что между динамизмом и живостью, с одной стороны, и возможностью прочувствовать и понять все нюансы, настроения, краски, эмоции, с другой, соблюдена мера. И «Байка», и «Мавра» стремительно проносятся перед изумленной публикой, у которой от этой чехарды остается лишь одно устойчивое ощущение – сущий балаган! Но, собственно, этого и добивался Игорь Стравинский, апеллируя в своем творчестве именно к скоморошье-площадному, лубочному народному театру. Борис Асафьев когда-то справедливо назвал все это «ренессансом скоморошничанья» и «подлинного старосветского русского театра», Ричард Тарускин – «не возрождением, а изобретением». А значит, новые работы Мариинки бьют точно в цель!

Фото: Наташа Разина, Александр Нефф © Мариинский театр