Состоявшийся в Зале Чайковского концерт входит в филармонический абонемент ГСО Республики Татарстан. Коллектив Александра Сладковского не только аккомпанировал знаменитому певцу, но и сыграл довольно обширную собственную программу.

Начали неожиданно – оркестр, который последние годы специализировался на Вагнере, Малере и Рихарде Штраусе, открыл выступление Генделем. Прозвучал оркестровый эпизод «Прибытие царицы Савской» из оратории «Соломон». После этого интригующего манка оркестранты в полном составе вдарили Торжественный коронационный марш Чайковского!

Из «дежурных» увертюр прозвучали вступления к операм «Аттила» и «Вильгельм Телль», оперетте «Орфей в аду», а также «Танец семи покрывал» из «Саломеи»: не самый тривиальный выбор в наших концертных залах. Но, несмотря на развернутую оркестровую программу (были еще и «Половецкие пляски») и вообще сам факт оркестрового абонемента, главной фигурой вечера был, конечно, Ильдар Абдразаков.

Назвав свою программу «Короли и дьяволы», певец представил внушительную галерею сильных характеров – короля Рене из «Иоланты», князя Игоря из оперы Бородина, лукавого Дапертутто из «Сказок Гофмана» Оффенбаха и Мефистофеля из опер Гуно и Бойто. Характеры очень разные, объединить их можно лишь условно – скорее, это была демонстрация разнообразия басовых партий и возможностей, предоставленными для этого превосходного типа голоса разными композиторами.

Особое значение бас имеет в русской оперной традиции. Начиная с Ивана Сусанина, через Руслана и Мельника в «Русалке», Бориса Годунова, Ивана Грозного в «Псковитянке» и Князя Юрия в «Китеже», Хованского и Досифея, безусловно, именно бас (а не тенор, как в европейской традиции) был главным голосом русской оперы. Однако Абдразаков на удивление не показал ни Бориса, ни другие русские образы, ограничившись лишь истовым ламенто короля Прованса (знаменитая ария «Господь мой, если грешен я...»), а из «Князя Игоря», спев хитовую арию («Ни сна, ни отдыха измученной душе») баритонового титульного героя. Думается, это неслучайно. Красивый, звучный, мощный голос певца все же в большей степени тяготеет к европейской традиции, он, скорее, может быть отнесен к высоким басам-кантанте, и низкотесситурные русские партии, где нужны глубокие ноты, нередко профундовое звучание, ему даются с трудом. Даже в арии европеизированного Рене это было слышно – пение волнующее, качественное, кантабильное, с великолепной фразировкой и филигранной дикцией, с подлинными чувствами, но как только встречаются крайние низкие ноты – так певец демонстрирует едва намечаемое их касание, не более того.

Наиболее часто из русского репертуара Абдразаков сегодня поет на сцене именно Бориса Годунова, и это тоже объяснимо. Несмотря на колоссальную традицию исполнения этой партии басами, написана она все же изначально для драматического баритона (первый ее исполнитель в Мариинском театре Иван Мельников был представителем именно такого типа голоса), она расположена достаточно высоко, стало быть, весьма удобно для баса подобного типа. Неслучайно на концерте и исполнение арии князя Игоря (хотя в этой опере есть два колоритных басовых персонажа – Галицкий и Кончак) – в баритоновой тесситуре певец чувствует себя комфортно, и даже крайние верхи, достаточно экстремальные для баса, звучат вполне уверенно. Как известно, Игоря Абдразаков пел в новой постановке Метрополитен-оперы несколько лет назад (спектакль Д. Чернякова) и пел с большим успехом. Однако при всей весомости голоса и его тембральном богатстве звучит он в этой партии, скорее, как баритон, а не как бас, поющий баритоновую партию. Чтобы почувствовать это, достаточно сравнить, например, его исполнение с хрестоматийной записью Большого театра конца 1960-х годов, где в титульной партии также бас – Иван Петров (Краузе) поет ее именно как бас, покусившийся на баритоновые владения, вовсе не адаптируя свое звучание под баритоновые стандарты.

Европейские арии были исполнены Абдразаковым с блеском. Настоящий объемный вердиевский звук и великолепные верхи были явлены в Аттиле. Вообще чувствуется, что партия впета на двести процентов, проработана и вокально, и актерски в деталях. Море отрицательного обаяния было продемонстрировано в дьявольском герое Оффенбаха – обманчиво баркарольный характер арии Дапертутто, словно перекликающийся со знаменитой дуэтной женской баркаролой из той же оперы (Belle nuit) и в известной степени «извращающий» ее, еще выпуклее характеризует хамелеонскую природу зла.

К удачам стоит отнести и оба фрагмента из «Фауста» Гуно: и серенада, и знаменитые куплеты были спеты ярко, эффектно, с разного рода актерскими фокусами (прежде всего, злым ехидным смехом). А вот не менее знаменитый монолог того же героя из оперы Бойто (хитовая «ария со свистом») столь совершенной не получился: с оркестром был неважный баланс, он не раз заглушал певца, а переходные ноты (притом что верхи звучали у солиста по-прежнему отлично) вдруг оказались рыхлыми и заваленными – возможно, сказалась естественная усталость к концу концерта. Тем не менее впечатление от концерта осталось грандиозное. На сцене блистал большой мастер, чей голос и личностный посыл по-настоящему увлекают и волнуют.