Впервые автор этих строк услышал юное дарование в Доме-музее Шаляпина осенью 2014-го: на небольшом концерте пела молодежь – недавние открытия Фонда Елены Образцовой. Василиса Бержанская запомнилась сразу: свежий и яркий голос переходного типа, в котором была и сопрановая звонкость, и альтовая пряность, с первого звука заставлял себя слушать.

За прошедшие семь лет карьера Бержанской развилась стремительно. Певица окончила Гнесинку, стажировалась в молодежных программах Большого театра и Зальцбургского фестиваля, а также у Альберто Дзедды в Пезаро, стала лауреатом ряда конкурсов (в том числе имени Магомаева и Виотти). Широкой публике в России ее имя стало известно по телевизионному конкурсу «Большая опера». Ее театральный дебют состоялся в Большом в 2016-м: Бержанская начала с Моцарта («Так поступают все») и сегодня специализируется на «старинной» музыке: барокко, классицизм, раннеромантическое бельканто. Выступает в театрах Европы (Зальцбург, Пезаро, Амстердам, Берлин, Базель и др.) и России (например, ее Розину можно услышать в Новосибирске); до пандемии заглядывала и в США.

За неделю до сольника Бержанская сверкнула на сцене «Зарядья» в гала-концерте открытия конкурса Хосе Каррераса: лихо – свободно, ярко, виртуозно, интересно – спела сопрановую арию из россиниевской «Семирамиды»! Стало понятно: надо обязательно идти на ее реситаль.

Программа была анонсирована нетривиальная: помимо великих Генделя и Вивальди – почти неведомые Эндлер и Джеминиани, более известные, но также нечасто исполняемые Телеман и Перголези. На поверку оказалось, что раритеты в основном прозвучали не вокальные – львиную долю программы взял на себя оркестр старинной музыки Pratum Integrum.

Включая бис, Бержанская исполнила всего семь номеров из барочной эпохи – очень разных и по характеру, и по степени талантливости самой музыки. Но прежде пения сумела ошарашить своим гардеробом. Более чем странный наряд поверг в замешательство: это был нелепый симбиоз героинь «Пятого элемента» – одновременно Лилу и Дива Плавалагуна. Во втором отделении костюм оказался не менее эпатажным, но все же более традиционным, отсылающим к «брючным экспериментам» Чечилии Бартоли. Экстравагантность на академической сцене в последние годы становится трендом. Невольно вспомнилась фраза сатирика перестроечной поры: «Ярким платьем певица отвлекала внимание публики от плохой песни».

«Песни», которые выбрала Бержанская, были и впрямь по большей части не первоклассные, хотя и принадлежали перу великих композиторов. Особенно много Вивальди – арии из оратории «Торжествующая Юдифь», опер «Олимпиада» и «Юстин», а также кантата Cessate, omai cessate: бравурные, изобилующие колоратурными сложностями, призванные обрисовывать «страсти роковые», они на поверку оказались весьма клишированными и однообразными. Пожалуй, лишь ария Анастасия Vedro con mio diletto из «Юстина» воспринималась с интересом. Контраст был особенно очевиден рядом с великолепной арией генделевской Альцины (Ah, mio cor!) и знаменитым Плачем Дидоны из оперы Пёрселла, спетым на бис. В этом ряду может быть поставлена и не столь известная ария Аристеи Tu me da me dividi из «Олимпиады» Перголези: так же, как и вивальдиевские, это «ария мести», то есть бравурная пьеса со всевозможными аффектами, большим диапазоном и наличием сложных украшений, однако насколько же в ней больше гармонии, логики, совершенства и выразительности!

Когда музыка не слишком «состоятельна», на исполнителя ложится еще больше ответственности: сделать произведения все же интересными для слушателя. Однако Василисе Бержанской это, скорее, не удалось, хотя она очень старалась. Вроде, все у нее есть – красивое меццо, качественно выстроенный голос, убедительная колоратурная техника, тонкая нюансировка, когда динамические градации ювелирны в своей деликатности, и недюжинный артистизм. Однако какого-то ингредиента в этом, на первый взгляд, полном коктейле чуть-чуть не хватает. То артистка пережмет с экспрессией (из-за чего страдает интонационная точность), то слишком увлечется нюансировкой – так, что пиано уже граничат с несмыканием, то слишком облегчит звучание в угоду сопрановым краскам, то, напротив, утяжелит и расширит контральтовый низ, стремясь петь героически, брутально (брючные роли на это особенно провоцируют). И самое главное, за всей этой вокальной эквилибристикой не очень понятно нутро исполнителя, не ощущается личность артиста – все немножко похоже на очень виртуозное, но все же цирковое представление, когда внешними эффектами заменяется музыкальная суть.

Отчего так? Почему за весь продолжительный концерт ни разу не случилось того чуда, что было явлено неделей раньше в арии ассирийской царицы из оперы Россини? Возможно, подвел сам репертуар. Кажется, музыка Россини, Беллини, Доницетти сегодняшней Бержанской, учитывая ее голосовые возможности, эмоциональную чуткость, понимание стилистики и достигнутое мастерство, идет гораздо больше: с техническими сложностями барокко она вполне справляется, а вот с эмоциональным решением/наполнением – пока не слишком.