Имя певицы, заявленной в апрельской афише самого нового концертного зала Москвы, не говорило ничего. И в этом была интрига: кто она и откуда? И почему сразу такой ответственный дебют – в большом зале «Зарядья», в то время как в малом зале того же комплекса почти в эти же часы выступала весьма известная украинская меццо-сопрано с европейской карьерой Лена Белкина. Явная конкуренция, и, стало быть, выбор администрации зала в пользу малознакомого имени? Но почему?

Чуть проясняло ситуацию имя второго участника вечера – весьма известного органиста Даниэля Зарецкого, сыгравшего на этом концерте внушительную сольную программу (главным образом сочинения Баха). Но по количеству заявленных номеров не скажешь, что вокалистка предполагалась лишь «бонусом» к органной программе, да и ее имя на афише стояло первым. Только ли из соображений галантности?

Выпускница Московской консерватории по классу Маквалы Касрашвили Дарья Давыдова лишь мелькнула в столичных театрах: малюсенькая партия графини Чепрано («Риголетто» в Большом), два сезона в Театре Станиславского и Немировича-Данченко (которые прошли незаметно – о вокалистке не заговорили). Ее участие в постановках вне московских стационаров, несмотря на их знаковость (российская концертная премьера «Смерти в Венеции» Бриттена под управлением самого Геннадия Рождественского, мировая премьера найденной в архивах незаконченной оперы Алябьева «Буря» на фестивале «Декабрьские вечера Святослава Рихтера»), тоже не отложилось: спетые партии более чем скромны.

Вездесущий интернет помог: Давыдова последние лет пять практически не выступает в театрах – сосредоточена на концертной деятельности. Спела немало программ, отметилась на весьма значимых фестивалях, в различных культурных проектах, в том числе со знаменитыми оркестрами и дирижерами и в хороших залах.

Модельная внешность – неоспоримое преимущество артистки: высокая, стройная, красивая, с выразительными глазами и копной светлых волос. В элегантном платье горчичного цвета она смотрелась невероятно эффектно, вырванная лучом прожектора из кромешной тьмы зала. Почему зал затемнили, не вполне понятно: публики было с избытком; возможно, хотели создать камерную атмосферу или иллюзию храма, где «девушка пела…» – нет, не в церковном хоре, в сопровождении короля инструментов. Но если внешний эффект был достигнут и с этим вполне угадали, то с вокально-эмоциональным наполнением вечера так же гладко не вышло.

У Дарьи Давыдовой красивое и звучное сопрано: не слишком большое, но достаточное для габаритов «Зарядья», ровное и холодноватое по тембру, с уверенными верхами – словом, голос запоминающийся. Сдержанная инструментальная манера звуковедения очень подошла, прежде всего, к баховскому хоралу Jesus bleibt meine Freude, прозвучавшему возвышенно и экстатически светло. Однако проблема в том, что и все остальное было спето примерно в той же манере, с тем же эмоциональным посылом, а музыка была предложена стилистически очень разная. И это эмоциональное однообразие, эта нарочито сохраняемая на протяжении чуть ли не всего концерта сдержанность и ложно поданная возвышенность были явно неуместны в оперных ариях.

Вроде бы, Гендель стилистически близок Баху, да и Моцарт недалеко ушел, тот же XVIII век; однако то, что требует театр, мало подходит строгой стилистике храма и наоборот. Даже в размеренной арии Альмирены Lascia ch’io pianga не хватало эмоциональной насыщенности, пусть и потаенной, но экспрессии, словом, настоящего характера. Голос солистки по консистенции достаточно плотный, но плотности чувственности сильно недоставало, все было как-то выхолощено и анемично. Что уж говорить об арии Клеопатры из «Юлия Цезаря» того же Генделя или моцартовском Аминте (опера «Король-пастух»): они были также безжизненны и аморфны, красивы, но скучны, совершенно не расцвечены игрой красок, и даже динамическое разнообразие было очень дозированным и формальным!..

Гораздо органичнее в таком прочтении слушались Pie Jesu из Реквиема Уэббера (где некая отрешенность определена религиозным содержанием), а также простые в эмоциональном плане композиции – песня Клары Шуман Die gute Nacht и Рождественская песня Адана, также связанные с христианской тематикой. Кантатно-ораториальный и песенный, сугубо филармонический формат Давыдовой идет гораздо больше – может быть, именно поэтому и не состоялась пока ее карьера в театре? Если так, то «ходки» на территорию оперных героинь и героев стоит и вовсе забыть, они получаются эмоционально пустыми и одномерными.

Во втором отделении певица пела музыку известную, даже популярную и гораздо более простую по эмоциональному строю, нежели барочные оперные арии первой половины вечера. Песни Шуберта, Пуленка, Свиридова, Таривердиева, Бродского оставили приятное впечатление простотой и свежестью исполнения. В этих номерах Дарья Давыдова была естественна, сумев во второй части концерта перестроить интонацию с излишне благостной на подлинно лирическую.