В России «Электра» не присутствовала долгие десятилетия и сегодня есть только в репертуаре Мариинского театра. В отличие от мариинской постановки Джонатана Кента (2007), где визуальным воплощением конфликта являлось эффектное двоемирье – венский сецессион наверху и настоящая помойка внизу, – Лауфенберг и его сценограф Рольф Глиттенберг (в союзе со световиком Андреасом Грютером) решили действие в исключительно мрачных тонах.

Микенская царевна Электра проживает, судя по всему, в подземелье угольной шахты: огромная гора-куча черных камней, на фоне которой разворачивается напряженное противоборство героев, вроде бы не дает в этом усомниться. К ней ведут два лифта – именно на них в урочный час спускаются царица Клитемнестра и ее преступный сообщник-любовник Эгист. В левой части темного подземелья находится душевая кабина. В начале спектакля там моют каких-то полуголых женщин: по повадкам и отношению к ним персонала, явно заключенных. И вот тут закрадываются сомнения – простая ли это шахта? Персонал (по либретто это прислужницы царицы и ее дочерей-царевен) одет в камуфляж; его поведение сродни поведению надзирательниц в концлагере.

Экзистенциальную драму Гофмансталя по Софоклу постановщики в очередной раз прочитывают с помощью порядком заезженной лупы европейского режиссерского театра – как повествование об ужасах тоталитаризма. С этой точки зрения здесь все «на своих местах»: грубые нравы, понукания, тычки и толчки, давящая атмосфера, а в финале – танцующие пары неких освобожденных «энтузиастов-комсомольцев» в белых одеждах, вырвавшихся из плена «клитемнестровой несвободы».

Однообразную и весьма унылую картинку расцвечивает лишь движение сверкающих лифтов: сначала симпатичных своей хайтековской гламурностью, но ближе к финалу по-настоящему пугающих. К моменту развязки драмы в этих лифтах-витринах, идущих бесконечной вереницей, показываются плоды правления парочки кровожадных любовников – окровавленные манекены и пупсы обоего пола олицетворяют замученных подданных доисторического царства, воспетого Гомером.

Костюмы Марианны Глиттенберг встроены в общую концепцию мрачности и безысходности: правило «всем персонажам – черные грубые одежды» нарушается считанное число раз. Например, безвольная Хрисофемида предстает в белом, властная Клитемнестра – в шикарном платье со стразами и каменьям. Характеры героев, разработанные режиссером, в чем-то хрестоматийны, в чем-то новы. Так Клитемнестра – это уставшая от жизни и нерешительная женщина-инвалид, с трудом передвигающаяся по сцене в коляске. Тем не менее видно, что в недалеком прошлом она была красавицей, повелительницей мужчин, в то время как ее дочери, некрасивые, если не уродливые, ожидаемо обделены чувственными радостями. Приход Ореста и его встреча с Электрой явно зарифмованы с встречей и узнаванием друг друга Зигмунда и Зиглинды из вагнеровской «Валькирии». Более того, микенские брат и сестра не просто родственники, они оказываются любовниками. Кровосмесительная связь укрепляет их союз и решимость совершить государственный переворот с целью восстановления попранной законности (как они это понимают).

Игра Венского филармонического оркестра под управлением маэстро Семена Бычкова вызывает неописуемый восторг: мощная волна чувственности и одновременно хтонического ужаса накрывает с самых первых фраз и не отпускает до финала. Экспрессионистская взвинченность, даже психопатичность интерпретации ничуть не отражается на качестве исполнения – все звучит с филигранной точностью, предельно ярко, по-настоящему колдовски. Дирижер возвращает слушателя в пространство мифа, уводя от схематичности режиссерской концепции.

«Убийственные» вокальные партии спеты уверенно и зычно, однако говорить о красоте голосов почти не приходится. Пожалуй, лишь баритон Михаэль Фолле (Орест) озабочен красотой звуковедения, для всех остальных главная задача – выжить, перекрикивая сверхмощный оркестр. Брутальная Кристина Гёрке (Электра) справляется с этим легко, искупая неженственность, непривлекательность образа: за исполинскую силу ее драмсопрано ей прощаешь все остальное. Добротно спета и партия Хризофемиды Симоной Шнайдер – правда, она не такая затратная. Великая меццо Вальтрауд Майер (Клитемнестра) ожидаемо выразительна и глубока в своей интерпретации, но голос уже несвеж, звучит затрудненно и надтреснуто. Характерное, пронзительное звучание тенора Ноберта Эрнста (Эгист) дополняет картину соревнования в силе звука, которую устраивают исполнители одной из самых «крикливых» опер Рихарда Штрауса.