Этот театр особо амбициозен по двум причинам. Во-первых, исторически. Бывшей Королевской опере Пруссии, а затем Императорской опере объединенной Германии так и не удалось перехватить лидерство у признанного музыкального центра – Венской государственной оперы. После Второй мировой у него появился серьезный конкурент – «Комише-опер». В новые времена «Унтер-ден-Линден» получила еще одного соперника – «Дойче опер». Музыкальный директор Берлинской Штаатсопер Даниэль Баренбойм не скрывает, что хочет видеть театр в числе флагманов современной оперной индустрии.

«Трубадур» Роберта Штольцля был впервые показан в венском театре «Ан-дер-Вин», славящемся склонностью к режиссерской опере. Однако по-настоящему спектакль зазвучал в мировом медиа-пространстве после показа в Берлине: в перенесенной на немецкую сцену продукции спели Пласидо Доминго и Анна Нетребко. Запись, которую показали в Интернете, была сделана в 2013 году в Театре Шиллера, поскольку собственная сцена «Унтер-ден-Линден» тогда еще находилась на многолетней реконструкции. Любителям оперы он, конечно, хорошо известен – его транслировали и ранее, счастливчики видели его вживую, и уж точно все читали рецензии семилетней давности на дебюты суперзвезд современного вокала.

Эпатаж данного режиссерского решения достоин анналов истории. Яркую романтическую фреску Верди – предельно трагическую, полную кровавых страстей и огнедышащих эмоций постановщик поместил в чужеродную ей эстетику комедии дель арте, обильно снабдив гипертрофированным комикованием, если не гротесковым кривлянием. С белыми кудрями в клетчатом платье Леонора – настоящая Коломбина, притворно закатывающая глазки и картинно заваливающаяся ничком при каждом удобном случае (драматическом повороте сюжета). Во всклоченном рыжем парике Азучена – женский вариант нелепого Арлекина. Вечно ноющий Пьеро с мандолиной за спиной и комическим начесом набочок – это, конечно, тенор-премьер Манрико. Злодеем-Карабасом, только не с бородой, а с косой из-под шляпы, предстал Граф ди Луна.

Спектакль сделан на совесть – жесты отрепетированы, отточены, иллюстрируют каждую музыкальную фразу, ноту и штрих – и вызывает гомерический хохот: настолько противоестественно музыке Верди все, что происходит на сцене. «Чистое искусство» целиком побеждает разум и музыкально-драматическую логику. В этом театре абсурда троекратное умерщвление Леоноры – сначала самоубийство, после которого она, истекая кровью, как ни в чем не бывало проводит драматически напряженные сцены, потом символическое усекновение, произведенное Графом-Карабасом, переодевшимся палачом, и, наконец, смерть в финале – уже не кажется чем-то необычным.

Фальшивый сценический контекст рождает фальшивые эмоции: певцы поют музыкально, но механистично, чувственного наполнения образов нет совсем. И Доминго, и Нетребко семь лет назад только начинали свой дрейф в сторону смены амплуа. Первый всерьез перешел на баритоновый репертуар (точнее, вернулся – с него он начинал в ранней молодости), вторая попробовала первую драматическую роль, уверенно шагнув на территорию драмсопрано.

Если отвлечься от звездного статуса Доминго и не восхищаться его вокальным долголетием (в 2013-м певцу было уже 72), а попытаться оценить работу объективно, то очевидно, что голос бывшего grande-tenore изрядно трясется, звучит по-теноровому, то есть без насыщенности баритональных обертонов, и внешне артист слишком стар для роли ревнивого Графа. Особенно это видно при телетрансляции, практически полностью состоящей из крупных планов: никакой грим и костюм не спасают. Анна Нетребко дебютировала гораздо удачнее: она еще пока точно поет колоратуры, не забыв о своей прежней белькантовой специализации и лирико-колоратурных навыках, а потяжелевшим насыщенным звуком, уместном в вердиевском репертуаре, пользуется аккуратно, культурно, не давя и не вываливая нижний регистр, как стала делать в последующие годы.

Марина Пруденская (Азучена), увы, звучит слишком по-сопрановому, что неудивительно, учитывая ее начавшиеся тогда метания из одного амплуа в другое (то драмсопрано, то меццо): путь, который проходила не одна певица, и практически никто не справился с этим успешно. Уругвайский тенор Гастон Риверо (Манрико) обладает превосходным голосом, но с трудом берет сверхвысокие ноты, даже на вычищенной видеозаписи (которые, как известно, пишутся с нескольких спектаклей); к тому же у него невыразительная внешность и совсем слабые актерские навыки.

Оркестр под управлением маэстро Баренбойма заслуживает только восторгов. Он радует сочным звуком, точностью и вдохновенностью игры. Однако это жаркое прочтение абсолютно не сочетается с режиссерской концепцией и всем, что происходит на сцене. Если бы речь шла о клипе, можно было бы сказать: картинка к «саундтреку» подобрана непрофессионально.