Более тридцати лет назад свою первую монографию о Вагифе Мустафазаде я начал со слов: «Его печалью, радостью, раздумьем, размышлением были джаз и мугам. Его страданием и счастьем были джаз и мугам. Его сомнением и утверждением были джаз и мугам. Его огнем и воздухом были джаз и мугам. Огнем и воздухом жизни».

Так же можно начать и новый текст о мастере импровизации – джаз, мугам и Вагиф Мустафазаде сегодня еще теснее переплелись в единое целое.

Джаз и мугам длительное время жили порознь и не нуждались друг в друге. Но в импровизации, составляющей сущность и джаза, и мугама, ВМ увидел стержень, способный объединить два разнородных жанра. Он строил свои импровизации, вплавляя в джазовое движение мугамную речитацию и орнаментику. Актуальным для его игры становилось умелое сочетание ритмической нестабильности джаза и свободной метроритмики мугама. Большое внимание отводилось ладовому аспекту, когда импровизационное развитие в пределах определенной джазовой «сетки» плавно перетекало в импровизационное развитие в пределах определенного мугамного лада. Так создавалась композиционная форма, где джаз и мугам, подобно субъекту и объекту, были неразделимы друг от друга, предполагали друг друга, существовали друг в друге. Возникало органическое целое, художественная система, все части которой взаимосвязывались и взаимообуславливались.

История Вагифа Мустафазаде в какой-то мере уникальная. Его творчество было оценено и принято почти сразу, едва только музыкант заявил о себе. Для признания не понадобились ни широкая рекламная компания, ни активное участие радио и телевидения, ни пристальное внимание журналистов и критиков. Он вошел в музыку, как входят в нее либо народные певцы и исполнители, либо деятели андеграунда, чье творчество не вписывается в русло официальной культуры. Однако ВМ не был ни тем, ни другим. Он просто играл джаз, о котором в те годы имели весьма смутное представление. Тем удивительнее, что музыка его пользовалась уважением как узкого круга специалистов, так и рядового слушателя. Если о ком можно сказать – любовь поистине народная, это именно о ВМ. Приезжайте в Азербайджан, пройдитесь по улицам Баку, и вы обязательно услышите музыку Мустафазаде, доносящуюся и из шикарных офисных зданий, и из роскошных особняков, и из небольших домов, переулков и дворов.

Он родился 16 марта 1940 года. Отец, Мустафазаде Азиз Абдул Керим оглу, майор медицинской службы, был человеком музыкальным и неплохо играл таре. Мать, Зивяр Алиева, одна из первых азербайджанских пианисток, великолепный знаток мугама. ВМ не был вундеркиндом, но его необыкновенное способности проявились очень рано. В трехлетнем возрасте повторил слово в слово большой поэтический отрывок, который декламировала мать. Обладая абсолютным слухом, с такой же фантастической легкостью запоминал и подбирал любые мелодии, ритмы и гармонии. Художник Уджал однажды сказал: «Кажется, Вагиф знал о джазе еще до своего рождения». И действительно, что-то мистическое, необъяснимое было в том, как глубоко, тонко понимал и чувствовал ВМ сущность джазовой музыки. Он сутками напролет слушал и изучал записи Чарли Паркера, Диззи Гиллеспи, Телониуса Монка, Дэйва Брубека, Оскара Питерсона… Позднее открыл для себя Билла Эванса и Джона Колтрейна. Первый ввел в мир джазовой лирики и поэзии, второй – в мир джазовой философии.

В 1957 году поступает в Бакинское музучилище, а с 1958-го начинает трудовую деятельность в качестве пианиста: сначала в Оркестре народных инструментов, потом – при Радиокомитете Азербайджана. Впрочем, все это для него побочное, так как основное время поглощено джазом. Студенческая молодежь видит в его искусстве проявление свободомыслия и независимости, а партийные функционеры – «оплот буржуазности и негативного влияния запада». ВМ не был ни музыкальным диссидентом, ни идеологом западной музыки. Ему хотелось только одного, чтобы оставили в покое и не мешали заниматься любимым делом.

Однако реальность диктовала иное. Пришлось на какое-то время отставить джаз в сторонку и готовиться к экзаменам в консерваторию, куда поступил в 1964-м лишь благодаря феноменальной игре, так как другие предметы были почти провалены.

В консерватории увлечение джазом вспыхивает с новой силой. Профессора пребывали в полном недоумении, если он показывал им свои пьесы, насыщенные джазовыми гармониями и ритмами. Друзья говорили, что в его квартире целыми днями звучали джазовые импровизации, которые перемежались с импровизациями мугамными.

Консерваторские стены явно были тесны для вагифовских экспериментов. Поэтому, когда в 1965-м последовало приглашение из Тбилиси возглавить группу «Орэро», бросил все и уехал. В столице Грузии помимо работы с блестящими певцами, такими как Вахтанг Кикабидзе и Нани Брегвадзе, была возможность сосредоточиться на главном. Почти сразу ВМ организует джазовое трио «Кавказ» (контрабасист Гено Надирашвили, ударник Феликс Шабсис) и в 1966 – 1967 годах ездит вместе с ним на прославленные фестивали в Таллин, где получает признание из уст самого Уиллиса Коновера: «Вагиф Мустафазаде – пианист экстра-класса, которому трудно найти равных в мировом джазе. Это самый лиричный пианист, которого я слышал».

Тбилисский период продлился более трех лет. За это время пианист объездил полстраны, его имя приобрело известность в джазовых кругах. В грузинской столице он встретил и свою будущую супругу – талантливую вокалистку Эльзу Бандзеладзе. В Тбилиси же продолжил поиск в сфере джазового и мугамного, и поиск этот все более увлекал и захватывал. А два блестящих грузинских музыканта – контрабасист Тамаз Курашвили и ударник Давид (Дато) Джапаридзе останутся друзьями на всю жизнь.

В 1968-м ВМ возвращается на родину. Возвращается громко. Получив на фестивале «Джаз-69» первую премию и исполнив композицию «76» (название 76 означало 76 тактов тематического материала) так, что становится ясно: это нечто совсем новое, необычное, нечто, чего ранее не встречалось ни у него, ни в джазе вообще. Сам Мустафазаде считает: это был именно тот вечер, тот концерт, когда он, наконец, нашел, что искал все годы – синтез джаза и мугама.

В 1969 – 1970 годах работает пианистом в Государственном эстрадном оркестре Азербайджана. Одновременно руководит джазовым трио (где вместе с ним играет отныне постоянный его партнер – контрабасист Давид Койфман) и решается воплотить давнюю мечту, появившуюся еще в Тбилиси, – соединить джазовую аккордику с азербайджанской песней.

Первым вокальным коллективом была группа «Лейли», но наибольшего успеха достиг с квартетом «Севиль», чьи гастроли в 1977-м в Польше прошли на ура. В том же году побеждает на джазовом фестивале в Донецке. В 1978-м ему вручают приз «Лучшему пианисту» на Международном фестивале в Тбилиси. В 1978-м произошли встречи, о которых в те времена мечтал любой советский музыкант. На гастроли в СССР приехал «король блюза» Би Би Кинг. И когда он услышал, как на джем-сейшне выступает ВМ, то, как рассказывают, не сдержал слез от нахлынувших эмоций. Еще более лестное признание последовало от человека, весьма далекого и от слез, и от сантиментов. Основоположник «третьего течения», один их крупнейших джазовых авторитетов Гюнтер Шулер после того, как ВМ исполнил Bemsha Swing Телониуса Монка, сказал, что Монк был бы вам признателен за такое исполнение.

Основной линией творчества ВМ, по-прежнему, остается инструментальная. В свою новую группу «Мугам» он приглашает совсем молодых ребят – гитариста Алескера Аббасова, басиста Назима Кулиева и ударника Пярвиза Адиба. Идет на это сознательно, понимая, что ситуация в джазовом мире изменилась и что пришедшие в него новые веяния, требуют и новых исполнителей. Риск оправдался: с молодым составом он покоряет очередные вершины, а творчество его наполняется свежими звуками и ритмами. Выступление «Мугама» на VI Московском джазовом фестивале впечатлило многих. И не только тем, что в музыке Мустафазаде появились ранее незнакомые элементы джаз-рока и фьюжна. Специалисты заговорили, что джаз-рок и фьюжн ВМ разительным образом отличается от джаз-рока и фьюжна как советских, так и западных групп. (Хотя все-таки преобладающим, особенно когда ВМ выступал в качестве солиста-соло, было влияние музыкальных идей и открытий постбопа.)

Все сильнее приходит понимание того, что творчество Мустафазаде – явление не просто оригинальное, самобытное, но явление, которое прокладывает иные пути и открывает иные перспективы в советском джазе. Что подтверждает и победа в 1979 году на Международном конкурсе джазовой композиции в Монако. В тот период в советском джазе это был весьма крупный и значимый международный успех.

Творческая жизнь ВМ кипит и бурлит. Она полна планов и замыслов. От подготовки новой программы с «Мугамом», джазовых обработок тем азербайджанских и советских композиторов, выступлений с ведущими мастерами советского джаза, совместного диска с выдающимся азербайджанским джазменом Рафиком Бабаевым, до сольных акций и проектов.

Мустафазаде справлялся с жесточайшим рабочим графиком с какой-то фантастической легкостью. И только близкие знают, сколь тяжкой ценой дается ему эта кажущаяся непринужденность. Всегда наготове таблетки валидола, нитроглицерина, сердечные капли; после каждого выступления или концерта вызовы скорой помощи. Видимо, поэтому, приходят мысли: после большого декабрьского турне по городам Средней Азии немного отдохнуть и поправить здоровье.

16 декабря 1979 года «Мугам» давал концерт в Ташкенте. Еще до начала ВМ почувствовал боли в сердце. Но отменять выступления не стал. Зал аплодировал стоя… Это были последние аплодисменты в жизни большого музыканта.

Со дня смерти Мустафазаде прошло более сорока лет. Практически каждый год в Азербайджане, Грузии, России, ряде других стран устраиваются международные фестивали и вечера в его честь, куда приезжают крупнейшие джазовые мастера и специалисты. Выпущен ряд дисков и альбомов. Долгие годы в Баку работает Дом-музей Вагифа Мустафазаде (созданный матерью Зивяр ханум) и Культурно-Благотворительный Фонд его имени, директором и президентом которых является двоюродная сестра Вагифа – Афаг Алиева. В Парижской консерватории с успехом преподает и концертирует старшая дочь музыканта, пианистка Лала. Широко известно имя «принцессы джаза», джазовой певицы, пианистки и автора собственной музыки Азизы, на высоком уровне продолжающей традиции своего отца.

ВМ не дожил до сорока лет. Но его жизнь нельзя мерить принятыми календарными годами, месяцами, неделями и днями. Она не поддается привычному для нас летоисчислению. Его неполных сорок вместили в себя столько, что хватило бы на несколько долгих жизней.