«Травиату» удалось захватить дважды, ведь это была знаменитая постановка английского режиссера Ричарда Эйра. 25 лет назад на ее премьере царила Анджела Георгиу, а музыкальным руководителем и дирижером был Георг Шолти. Спектакль и сегодня не утратил своих достоинств. Классический подход, четко продуманные мизансцены, великолепные костюмы «под середину XIX века».

Роскошь – в интерьерах салонов Виолетты Валери и Флоры Бервуа. В их абсолютно реалистичную сценографию эффектно включены элементы абстракции, словно напоминающие, что весь этот яркий и одновременно призрачный мир – всего лишь часть человеческой вселенной с ее малыми радостями и большими бедами. После вычурно тяжелой позолоты салона Виолетты интерьер загородного особняка дан как свободное и светлое пространство недолгой идиллии с Альфредом. А после зловещих красно-зелено-черных тонов интерьера салона Флоры в финальном акте мы попадаем в энергетически аномальное измерение: спальню Виолетты как «космос» ее последних дней. В четырех картинах чередуются то замкнутое, то «космическое» пространство.

Единомышленниками режиссера выступают Боб Кроули (сценограф и художник по костюмам), Жан Кальман (художник по свету) и Джейн Гибсон (постановщица движения, пластики и танцевальных эпизодов). Хоровые страницы, подготовленные хормейстером Уильямом Сполдингом, звучат превосходно: эмоционально, даже чувственно. С большой тонкостью, обращаясь с партитурой Верди, как с драгоценной жемчужиной, спектакль провел маэстро из Израиля Даниэль Орен.

Парию Виолетты, обнаружив подлинный перфекционизм, исполнила Динара Алиева. Эта ее коронная роль была представлена на многих площадках Европы, но как дебют в Ковент-Гардене получила новое захватывающее рождение.

Д. Алиева создала многогранный облик героини с подкупающей глубиной эмоций, его эволюция была продумана с первого выхода до последнего вздоха. В центральном номере оперы – дуэте Виолетты и Жермона – певица демонстрирует большую актерскую силу и мощный выплеск чувств. Ее Виолетта это и трогательно светлый женский образ, и морально сломленная женщина – перевоплощение феноменально и достойно мастерства трагической актрисы!

Создавая «Травиату», Верди мыслил о драматическом звучании сопрано lirico spinto и не рассчитывал на то, что лирико-колоратуры под занавес арии Виолетты в первом акте будут щеголять вставным ми-бемоль третьей октавы. Между тем в традициях исполнения лирико-драматических сопрано, к которым Д. Алиева относится как обладатель богатого и сильного голоса, петь ля первой октавы, как написано у Верди, уже давно не принято. Вариантов отыщется не один, однако самый распространенный – ход на ля второй октавы. Именно так, изящно и абсолютно непринужденно, поступает и Д. Алиева.

Ее партнерами в партии Альфреда стали два американских тенора: в один день Джонатан Тетельман, в другой – Чарльз Кастроново. Жермоном оба дня был итальянский баритон Габриэле Вивиани. Тройка мужских голосов составила в целом достойный ансамбль, однако перфекционизмом не отличилась.

Оба Альфреда – тенора lirico spinto. Ч. Кастроново – певец, хорошо известный, обладающий достоинствами, но также и недостатками: его зажатое звучание с вечными «теноровыми рыданиями» и мало впечатляющим верхним регистром органично вписалось лишь в партию Рудольфа в «Богеме», но об этом позже. Как Альфред он оказался на сто процентов предсказуем, в его выверенной трактовке не было и тени загадки. А в Дж. Тетельмане загадка была. Первое знакомство с Дж. Тетельманом вызвало любопытство (несмотря на жесткое, «сухое» звуковедение и очевидные тесситурные проблемы): вокальная экспрессия вкупе с благородством манер, а в нужные моменты и с «молодецкой статью» располагала к доверию. 

* * *

Премьера постановки «Богемы», вполне дружественной сюжету и музыке, состоялась в 2017 году. Она принадлежит к тем театральным работам, которые способны затянуть с головой, так что после спектакля выбраться из его «омута» непросто! Респект визуальной стороне всего, что происходило на сцене и за что отвечали режиссер Ричард Джонс, сценограф и художник по костюмам Стюарт Лэйнг, художник по свету Мими Джордан Шерин и постановщица сцендвижения Сара Фахай. Но, к сожалению, той пылкой, волнующей «итальянскости», той живой сочности, что несет музыка «Богемы», почувствовать не довелось: французский дирижер Эммануэль Вийом во главе театрального оркестра не представил ничего, что было бы больше спокойного аккомпанемента.

Маленький человек, затерявшийся в социуме – вот что красной нитью проходит через весь спектакль. Человек – песчинка в жестоком мироздании; мимолетные судьбы подобны следу комет в галактике; судьба свершилась, жизнь пролетела, и ничто не напомнит о ней. Эта идея реализована в постановке как увлекательная и очень правдоподобная игра в реальность, представленную в основном интимно-камерными срезами жизни и лишь во втором акте – празднично ликующим Латинским кварталом.

В четырехактной опере один антракт. В первой части спектакля интерьер мансарды, где живут поэт Рудольф, художник Марсель, музыкант Шонар и философ Коллен, меняется на яркий экстерьер города. Во второй части после многолюдного центра Парижа мы переносимся на его глухую окраину. Там драма отношений Рудольфа и гризетки Мими достигает надрыва на фоне гротесковой коллизии отношений другой пары – Марселя и Мюзетты. Перемена сцены приводит в мансарду, с которой начиналась опера и где отношения Рудольфа и Мими приходят к трагической развязке.

Подлинный оптимизм вселяла лишь четверка мужских персонажей. На «женской половине» до катарсиса (в связи со смертью Мими и «просветлением» Мюзетты) так и не добрались.

Рудольф в «Богеме» стал попаданием в десятку для Ч. Кастроново. Его зажатое звучание с естественным надрывом для драматического наполнения партии оказалось кстати. Артистическая органика наряду с музыкальностью и правильно понятыми задачами сделали свое дело – центром спектакля стала не Мими, а Рудольф. Его три товарища из цеха низких мужских голосов – Марсель (польский баритон Анджей Филончик), Шонар (венгерский баритон Дьюла Надь) и Коллен (словацкий бас Петер Кельнер): прекрасный ансамбль «один плюс три» сложился как в музыкальном, так и в артистическом аспекте. Он с азартом «киселился» в богемно-мансардных сценах первого и четвертого актов и создавал «социальный фон» для двух сюжетных линий (Мими и Рудольфа и Мюзетты и Марселя).

Никакой эйфории от невероятно распиаренных звезд нового поколения – певицы из Болгарии Сони Йончевой в партии Мими и нашей соотечественницы Аиды Гарифуллиной в партии Мюзетты – увы, не случилось.

К тому оптимизму, который вызывал потенциал С. Йончевой еще пять-шесть лет назад, ее сегодняшняя вокальная форма не располагает. Ни драматической форманты, ни крепкой спинтовости для репертуара Пуччини в ее голосе нет. По природе он лирический, и если в начале карьеры ему была свойственна академическая ровность и чувственная кантилена, то сегодня образ Мими ничего этого не выявляет. Безэмоциональная подача звука вышибить слезу сострадания к несчастной Мими не смогла даже в финале оперы, когда главная героиня умирает.

Высокий лирический голос А. Гарифуллиной – более сильный и крупный, чем лирико-колоратура: хорошо ложась на запись, он звучит довольно неплохо, ровно, но в живом восприятии обнаружил закрытость образа, даже нарочитую «стерильность». В последнее время вокальный посыл певицы явно «пошел в разнос», и то, что она стала увлекаться «пением в голос» в ущерб музыкальности, было заметно и на возобновлении «Богемы» в Лондоне, где Мюзетта стала ее сценическим дебютом. Пришлось немало удивиться: неужели этот тот голос, что довольно мягко и музыкально, хотя далеко и не эталонно в соответствии со стандартами бельканто, на «Опералии» 2013 года исполнял романс беллиниевской Джульетты? Проблемы интонирования, холодная и зычная манера вокализации радости не принесли, так что в финальное перерождение «проблемной» героини поверить было трудно.

«Травиата»: Фото © Neil Gillespie 

«Богема»: Фото © Royal Opera House / Tristram Kenton