Не секрет, что в Краснодаре гораздо большей популярностью пользуются «легкие жанры» – оперетты и мюзиклы, а опера прокладывает себе дорогу с некоторым трудом. Поэтому выбор самой мелодичной, самой певческой из 15 опер Римского-Корсакова, к тому же разворачивающей настоящую драму страстей, более чем оправдан. Как оказалась, местная публика давно скучала по «настоящей русской опере»: в репертуаре театра есть великие произведения Чайковского, но они все же воспринимаются как некий европейский взгляд на Россию, а вот чего-то более исконного, привечающего русскую старину, здесь заждались.

Спектакль создан при участии режиссера Павла Сорокина и художника по свету Ирины Вторниковой из Ростова-на-Дону, а также бывшего главного художника Астраханского оперного театра Елены Вершининой. Они оставили героев оперы в Московской Руси времен Ивана Грозного, создав спектакль традиционный, исторический, но при этом сумели прочесть тему современно, наполнив говорящими символами.

Все действие вращается вокруг гигантского прозрачного куба – стилизованных боярских палат: зрителю видны все конструктивные основы, все своды и балки. Постановщики словно настраивают нас на вскрытие внутренних пружин и механизмов лирико-бытовой драмы, равно как и на разоблачение механизмов опричной империи. Палаты основательны и призрачны одновременно – как и могущество системы Грозного, устрашавшей современников, но, как известно, рассыпавшейся после смерти царя. Палаты многофункциональны – это и дом Грязного, и царские хоромы в финале, и семейная тихая гавань Собакина, здесь же и «конура» Бомелия: один крупный объект сценографии решает сразу множество задач – замечательная в своей простоте и ясности находка.

В остальном просторная сцена остается почти пустой – на ней свободно строятся мизансцены. Лишь однажды постановщик отступает от этого принципа – финал дан преимущественно на авансцене, а «палаты» за тюлевым занавесом играют роль потустороннего мира, где венчаются души Марфы и Лыкова. Идея интересная, но ее следствием является скученность героев на узкой полоске перед оркестровой ямой и невнятность трагедийного разрешения оперы (сумасшествие главной героини, убийство Любаши и пр.).

Двоемирье присутствует практически постоянно. На арии Марфы «В Новгороде…» из второго акта публика видит детей – резвящихся мальчика и девочку, одетых в холщевые рубахи, с веночками на головах: нетрудно догадаться, что это материализация воспоминаний титульной героини. Эти же дети в финале поведут загубленных суженых в надмирные дали, о которых грезит умирающая царевна.

Существенную роль играет световая партитура и видеографика. Кровавым светом озаряется сцена при появлении опричников; хитроумный Бомелий обозначен фиолетовым свечением, символом таинственности и интриг. Яблоневый сад, благодаря видеомэппингу, встает словно живой – он олицетворение того недостижимого рая, куда так стремятся светлые герои. Один из ярких, ясно читаемый символов – воронье, кружащее над Русью, и самый главный, коронованный ворон, под испепеляющим взором которого меркнет жизнь в подвластном ему царстве. Костюмы солистов и хора соединяют в себе старинные мотивы и современность: белоснежное кружевное одеяние царской невесты, «цыганский» наряд Любаши, европейская двойка Лыкова, черный, наглухо закрытый френч Бомелия, кожаные плащи бородатых опричников...

Визуально постановка интересна и притягательна. Не менее увлекают и созданные образы. Мятущаяся Любаша – ее выход на песне по расстеленным пурпурной изнанкой наверх плащам опричников Малюты весьма эффектен, но дело не только в картинности мизансцены: тем самым предопределен путь героини, у которой нет будущего. Неожиданно значителен Бомелий – в версии Сорокина он становится чуть ли не равновеликим квартету протагонистов, а может быть, и более важным, чем, например, гламурно европеизированный Лыков. Марфа и Грязной решены традиционно, без сюрпризов, но в целом характеры запоминающиеся.

Музыкальное воплощение говорит о том, что театр еще весьма молод и до большой русской оперы есть значительный потенциал роста. Голоса все превосходные – яркое лирико-спинто Татьяны Ереминой (Марфа), выразительное меццо Натальи Бызеевой (Любаша), мастеровитые Владислав Емелин (Лыков) и Владимир Кузнецов (Грязной), харизматичный Вячеслав Егоров (Бомелий). Замечательный хор, сильно выросший за последние годы, особенно укрепленная мужская часть (хормейстер Игорь Шведов), однако точности исполнения пока недостает, равно как и выдержки на все четыре акта. Оркестр под руководством худрука творческого объединения «Премьера» им. Л.Г. Гатова Юрия Богатырева звучит экспрессивно и в целом стройно, но есть проблемы координации с солистами и общей сыгранности-спетости. И еще один минус основательно портит всю картину: акустика зала чуть ли не обнуляет те немалые труды, которые труппа вкладывает в свои оперные детища, она требует кардинальной корректировки, без этого всерьез развивать оперное направление на Кубани не получится.

 Фото Татьяны Зубковой