Оперы бельканто по-прежнему редкие гостьи на отечественной сцене. В последние десятилетия российские театры сделали немало для того, чтобы вырваться за пределы набивших оскомину хитов типа «Севильского цирюльника» и «Любовного напитка», а в Московской филармонии в концертном исполнении иной раз звучит нечто совсем эксклюзивное («Дева озера», «Роберт Девере» или «Чужестранка»), но в целом ситуация остается диетической. Это касается даже великой троицы – Россини, Беллини и Доницетти; что уж говорить о неглавных композиторах стиля вроде Николы Ваккаи, Джованни Пачини или Саверио Меркаданте – скорее всего, их опер в России не поставят никогда.

Из «троицы» более других обойден вниманием Винченцо Беллини – мелодически самый одаренный и написавший опер менее других из-за ранней смерти. Изредка исполняется лишь его главный шедевр – «Норма» (сегодня в репертуаре «Новой оперы», и, кажется, больше нигде у нас), другие сочинения ставятся исключительно редко (разве что «Сомнамбула» появлялась в недалеком прошлом в Мариинке и Большом, но задержалась, увы, ненадолго), чуть чаще звучат в концертном исполнении.

Считается, что бельканто вообще, а Беллини в частности очень сложно исполнять – и это называют в качестве одной из причин редкости опер этого стиля на наших сценах. Певец должен обладать большим диапазоном (в частности женские партии в операх Беллини часто написаны не вполне понятно для каких голосов, и привычное по более поздней опере разделение на сопрано и меццо тут весьма условно), абсолютно владеть кантиленой (и дыханием – выпевать бесконечные беллиниевские фразы не каждому под силу), иметь феноменальную колоратурную технику. Желательно, чтобы сам голос, помимо технической вооруженности, был просто красив – пение-то предполагается прекрасное, а не просто умелое.

Справедливости ради надо сказать, что и на мировой сцене Беллини представлен гораздо скромнее коллег по стилю и здорово уступает двум топовым композиторам – Верди и Пуччини. Тем ценнее свежая попытка Немецкой оперы на Рейне, только что представившей на своей сцене в Дюссельдорфе последнюю оперу гения – «Пуритан», где некоторые музыковеды видят поворот от стандартов неаполитанской школы к более драматическому письму. Если бы не ранняя смерть, говорят они, Беллини написал бы череду остродраматических полотен, эволюционировал подобно тому, как это произошло с Верди, от клишированных фасонов оперы бельканто в сторону реализма и психологизма, и, возможно, именно он, учитывая его невероятный мелодический дар, а не Верди, стал бы национальным гением номер один. Но, познав невероятный триумф в Париже на премьере «Пуритан» в январе 1835-го, в сентябре того же года меланхолический сицилийский Орфей покинул грешную землю, не прожив и 34 лет.

По числу постановок на мировых подмостках «Пуритане» заметно уступают «Норме». Среди причин этого называют надуманный псевдоисторический сюжет (действие происходит в революционной Англии XVII века, в нем много нестыковок и противоречий, но когда в оперных театрах это кого-то волновало?), в большей – степени вокальные трудности мужчин: сверхвысокие ноты у тенора (для своего любимца Рубини композитор навставлял верхних ре) и колоратуры у баритона.

Немецкая опера на Рейне регулярно обращается к репертуару бельканто: премьерой прошлого сезона была доницеттиевская «Мария Стюарт», в репертуаре текущего сезона также такие оперы, как «Золушка» Россини и «Дочь полка» Доницетти. Неслучайно поэтому уровень премьеры отвечал высоким стандартам «прекрасного пения». Изумительный Дуйсбургский филармонический оркестр очаровывал утонченным звучанием, сбалансированностью групп и невероятно деликатным аккомпанементом певцам. Итальянскому маэстро Антонино Фольяни, признанному мастеру интерпретаций белькантовых опер удалось передать всю красоту и изысканность беллиниевской партитуры, высветить заложенную в ней экспрессию, но не пережать с драматизмом. Он любовался сам и дать возможность насладиться публике пением солистов, их голоса были постоянно на первом плане. Отлично звучал и хор Патрика Фрэнсиса Честната.

Великолепно провела виртуозную партию Эльвиры румынская сопрано Адела Захария, хорошо известная в Москве: мягкий и яркий звук, тембрально богатый голос, впечатляющее владение колоратурной техникой и превосходная кантилена свидетельствовали, что певица по праву поет такой репертуар. Ей удавалась и мечтательная меланхолия ее героини, и яркий драматизм, и отстраненное блуждание в сцене сумасшествия, но главное – качество и выразительность пения были убедительными.

Труднейшие мужские партии достойно исполнили румынский тенор Иоан Хотя (Артур) и мексиканский баритон Хорхе Эспино (Ричард). Первый порадовал красивым тембром и звучным, полетным голосом, а также смело взятыми верхушками. Лишь в финале сказалась некоторая усталость, и голос певца чуть закачался. Внешний облик артиста, молодого и стройного, исключительно гармоничен в роли юного отважного роялиста. Плотный и темный баритон второго отлично соответствовал роли ревнивого злодея, и хотя голос Эспино несколько тяжеловат, он хорошо справлялся с элементами подвижной техники.

Весь ансамбль солистов, включая исполнителей второстепенных партий, был очень качественен: турецкий бас-баритон Гюнес Гюрле (Уолтер Уолтон), венесуэльский тенор Андрес Сульбаран (Робертсон), специально стоит отметить итальянского баритона Луку Далль’Амико (Джордж Уолтон) и особенно – немецкую меццо-сопрано Сару Фереде (Генриетта) с красивым, пластичным и насыщенным голосом (к сожалению, королеве, во многом вокруг которой крутится интрига, Беллини дал слишком маленькую партию, позволив блеснуть лишь в дуэте первого акта).

Что касается спектакля как театрального события, то он оставил противоречивое впечатление. В целом убедительная сценография Дитера Рихтера сочетала готические элементы с современными, костюмы Сусанны Хубрих оказались стильными и выразительными, не лишенными в ряде случаев элегантности. Доминировавший темный колорит соответствовал тревожной музыке и общему настрою этой в целом невеселой истории, а туманный свет Фолькера Вайнхарта буквально дословно воспроизводил на сцене клише «туманный Альбион».

Но если внешнее, визуальное впечатление, скорее, позитивное, то режиссуру в прошлом прославленного мексиканского тенора Роландо Вийясона смело можно назвать беспомощной. По большей части постановщик не знал, что делать с солистами, как выстроить мизансцены, но хорошо хоть, что не мешал им петь, оставляя часто на авансцене во фронтальных позах. И даже это можно было бы поставить ему в заслугу, а не в порицание, предположив, что тем самым бывший певец понимает и уважает стиль бельканто, в котором пение важнее драматической достоверности и реалистичности, если бы не финал, который испортил все. Как известно, «Пуритане» – редкая опера, в которой насыщенное драматическое, практически трагическое содержание неожиданно и неправдоподобно разрешается счастливо: Артур прощен парламентом и воссоединяется с любимой Эльвирой, к которой возвращается разум. Но Вийясон не верит Беллини и его либреттисту Карло Пеполи и заканчивает оперу «за упокой»: Ричард перерезает горло Артуру, Эльвира остается безумной и видит в дурмане, как ее возлюбленный идет под венец с вдовствующей королевой! Положим, либреттисту не очень верим и мы (финал, действительно, неуклюж), но как же музыка? Торжественная, ликующая, мажорная музыка Беллини никак не вяжется с таким разрешением пьесы, если только не воспринимать ее как чудовищную издевку и нелепый сюр. Возможно, именно это и хотел донести до нас постановщик, но получилось у него очень неуклюже, если не глупо, что омрачило в целом позитивное впечатление от премьеры.