Искусство камерного пения сегодня не в чести: карьеры делаются главным образом в оперных театрах. И лишь иногда оперные солисты снисходят до лидерабендов, даже на концертной эстраде предпочитая исполнять арии и поражать публику страстями и децибелами. Искусство звукописи, доверительно-проникновенный разговор в малых залах встречается все реже, а певцы, полностью себя посвятившие камерному исполнительству, практически исчезли.

Австралийский тенор Эндрю Гудвин Герой тоже не исключение из общего правила – он делает карьеру в опере. После окончания Петербургской консерватории дебютировал в театрах Австралии и России, позже пел на сценах Европы и Израиля, сегодня Гудвин – штатный солист Оперы Австралии в Сиднее. Но наряду с этим он – один из немногих оперных солистов, кто уделяет камерной музыке значительную долю времени. С камерными программами Гудвин выступал в лондонском Вигмор-холле, на фестивалях в Эдинбурге, Оксфорде и ирландском Корке, его оперная и камерная практика сбалансированы – артист старается развиваться в обоих направлениях, и результаты усилий очевидны.

У нас Гудвина помнят и знают. Он – лауреат Конкурса Елены Образцовой (2005); в 2006-м дебютировал в Большом театре в премьерных спектаклях «Евгения Онегина» (постановка Дмитрия Чернякова), позже пел в «Волшебной флейте» и «Летучей мыши», а в Московской консерватории участвовал в мировой премьере «Боярыни Морозова» Родиона Щедрина (партия протопопа Аввакума). Тогда же началось его сотрудничество с одним из самых тонких музыкантов – пианистом Алексеем Гориболем: они выступали в Москве, Петербурге, Перми и других городах.

Для дебюта в «Зарядье» дуэт подготовил колоссальную программу из английской и немецкой музыки. Исключением стали лишь романс Чайковского «Средь шумного бала», спетый на бис (дань уважения русской публике), и «Тайная страна» Леонида Десятникова, неслучайно исполненная в первом, английском отделении вечера: миниатюра написана на английский текст Р. Грейвза и прекрасно вписалась в контекст.

В первом отделении прозвучали сочинения малоизвестных композиторов первой трети прошлого века Айвора Герни («Сон», «На склоне холма», «Во Фландрии») и Джорджа Баттерворта («Покойся с миром»), а также цикл Бриттена «Кто эти дети?» (12 песен на слова У. Сутера). Непередаваемое обаяние аутентичного английского с верными акцентами и смысловыми доминантами гармонично сочеталось с меланхолическим строем большинства произведений: господствовали настроения в гамме от тихой грусти до откровенного уныния. В бритттеновских миниатюрах привлекало, прежде всего, умение певца переключаться с одного характера на другой и давать разные эмоциональные посылы (особенно выразительными получились песни «А парень все пел», «Жаворонок», «Старый Айк»).

Немецкое отделение посвятили Шуману и Шуберту. Четыре песни первого и шесть второго на стихи Гейне, Рюккерта и других по настроению оказались родственными сочинениям из первой половины концерта. Среди выбранного оказались сверхпопулярные «Форель» и «Серенада», встреченные публикой с особой теплотой.

Светлый лирический тенор Гудвина пленяет благородством манеры, отточенностью звуковедения, совершенной ровностью и бесшовностью регистровки, пластичностью кантилены. Никакого нажима или утрированности, излишней драматизации – певец поет очень просто, как бы безыскусно, но в этом и состоит искусство высшего пилотажа, заключается секрет обаяния и искренности. Если проводить параллели с певцами прошлого, то без всякого преувеличении Гудвина можно сравнить с такими мастерами, как Фриц Вундерлих или Николай Гедда.

Немалую роль в симпатиях, которые вызывает певец, играет его внешний облик и умение держаться на сцене – сосредоточенно-возвышенно во время пения и с лучезарной, обезоруживающей улыбкой на аплодисментах.

Ансамбль певца с пианистом совершенен: идеальный баланс и идеальное взаимопонимание, когда голос и фортепиано существуют в неразрывном единстве и являются продолжением друг друга. Алексей Гориболь играет выразительно, очень чутко, певец для него – неизменно на первом плане. Но в то же время его игру невозможно назвать только аккомпанементом, она – сотворчество: деликатное, разумное, подающее пение в максимально выгодном свете.