Массивный, масштабный оркестральный звук; впечатляющая техническая оснащенность; громоподобные аккорды и поразительная четкость артикуляции. Вадим Холоденко, лауреат Конкурса Вана Клиберна 2013 года, начал сверхнасыщенную программу «Петрушкой» Стравинского – пьесой, в которой, прямо скажем, есть что поиграть. Составленная из трех частей – «Русская», «У Петрушки» и «Масленица», – она требует от пианиста не только экстраординарной крепости пальцев, но и крепости воли. Потому что идет почти двадцать минут и почти все время фактура перегружена пальцеломными пассажами, каскадами аккордов, глиссандо, перебросами рук через всю клавиатуру, скачками. Сцена масленичного гуляния с ее гармошечными переборами и россыпью «русских» тем – многослойная картина праздника, в которой фокус постоянно смещается с крупного плана на общий.

Сыграть такую пьесу без потерь может далеко не каждый. Холоденко же сыграл идеально (пара смазанных нот не в счет). Главное – он железно выдерживал заполошный, лихорадочно-суматошный темпоритм, ни на миг не ослабляя нервной пульсации; ни разу не поддался искушению слегка снизить взятую с самого начала запредельную скорость и отлично справился с калейдоскопически пестрой фактурой.

Авторское переложение для фортепиано трех фрагментов балета «Петрушка», сделанное Стравинским спустя десять лет после постановки, в 1921 году, так сложно, что представляет настоящий вызов для пианистов. Это нечто вроде вершины Эвереста для альпинистов: каждый хочет взять ее, тем подтвердив свою профессиональную состоятельность. Впрочем, Вадиму Холоденко что-либо доказывать нет нужды; его репутацию виртуоза, притом умного виртуоза, никто не подвергает сомнению.

Программу концерта придумал партнер Холоденко Алексей Курбатов. Он, как и Вадим, учился в Московской консерватории, только чуть раньше и не у Веры Горностаевой, а у Михаила Воскресенского. И хотя имя Алексея менее известно в мире, его пианизм по мощи и оснащенности ничуть не уступает возможностям Холоденко. Курбатов – лауреат трех конкурсов; быть может, чуть менее престижных, чем Конкурс Вана Клиберна, но, тем не менее, Yamaha World Competition, лауреатом которого Алексей стал в 2002 году, считается конкурсом первого ряда.

С первых же звуков, взятых Курбатовым, стало ясно, что он – прекрасный, тонкий и чуткий музыкант, профессионал высокого класса. Искусно, практически без потерь исполнил собственное переложение для фортепиано «Поцелуя земли» – первой картины балета Стравинского «Весна священная»: все важные голоса, фактурные слои, краски были прослушаны и поданы выпукло, ясно, четко. По признанию самого Курбатова, он сделал эту работу чуть ли не в детском возрасте, однако казалось, будто ее выполнил мастер.

Идея сопоставить в концерте Стравинского и Скрябина (в известном смысле антагонистов, ибо Стравинский – воплощение рацио, а музыка Скрябина тотально интуитивна и эмоциональна) также принадлежала Курбатову и оказалась счастливой. В нетривиально составленной программе хорошо известные сочинения заблистали новыми гранями. Кроме того, взаимодействие музыки Стравинского и Скрябина недвусмысленно указывало на то, что концепция программы заключалась в воссоздании звуковой атмосферы начала XX века, полного грозовых предчувствий. Если же разбираться еще дотошней, то весь вечер составился из разнообразных «бинарных оппозиций»: Стравинский – Скрябин, пианист – композитор, игра на одном и на двух роялях, оригинальная фортепианная музыка – и разнообразные переложения, авторские и неавторские.

Неоклассический Концерт для двух роялей Стравинского – к слову, сыгранный блестяще, с фантастической четкостью и превосходной ансамблевой слаженностью – прослаивал аранжировки двух русских его балетов: «Петрушки» и «Весны священной» - в первом отделении. А пьеса самого Курбатова «Сон» (2015) для двух роялей открывала второе отделение. Лиричная, раздумчивая, тихая музыка, вполне тональная. На мерно колышущемся фоне возникала длинная, элегичная тема – ее вел Холоденко за первым роялем. Колорит становился то более сумрачным, то снова высветлялся. Кульминации быстро вспыхивали и также быстро опадали. Снова возвращалось спокойное колыхание; впрочем, ближе к финалу грузные аккорды и бурливые, взметающиеся вверх пассажи сообщили музыке экстатический тон и на мгновение оживили элегический пейзаж. Певучая тема, проведенная на фортиссимо, обрела торжественность и гимничность.

По типу мелодики – распевной, бесконечно развивающейся - «Сон» Курбатова восходит к лучшим элегическим страницам Рахманинова. Но по типу кульминаций – множественных, быстро гаснущих – автор, скорее, ориентировался на Скрябина. Так что пьеса стала весьма уместной преамбулой к поэме Скрябина «К пламени», сыгранной Холоденко сосредоточенно, благоговейно, глубоким и гулким звуком, окутанным тончайшими обертоновыми реверберациями.

Завершило вечер впечатляющее исполнение поэмы «Прометей» – циклопического позднего опуса Скрябина для фортепиано, оркестра и хора в малоизвестном переложении для двух фортепиано Леонида Сабанеева (оно было издано лишь однажды, в 1920 году, уже после смерти композитора и попалось Курбатову случайно). Трели, зовы, нежнейшие эха, никнущие хрустальные созвучия, игра порхающих мотивов – сложнейшая ритмическая партитура воспроизводилась на двух роялях с покоряющей свободой и непринужденностью. Звук был тающим, легким, светоносным – настоящий скрябинский звук, нечто эфемерное, ускользающее. Но абрисы кратких мотивов прочерчивались пианистами рельефно и четко. «Прометей» стал апофеозом высококлассной ансамблевой игры, в которой партнеры чувствовали друг друга, как самих себя, подарив грандиозное, незабываемое впечатление.

Фото Валентин Барановский.