Если бы мне пришлось отвечать на вопрос о лучшем дирижере 2018 года в Москве, то я бы назвал Василия Петренко: из семи его концертов с ГАСО, на которых довелось побывать, по меньшей мере на трех случились музыкальные события экстраординарного порядка. Речь о Первой симфонии Малера (см. http://archive.gazetaigraem.ru/a3201804), Второй Рахманинова, исполненной в концерте к 90-летию со дня рождения Светланова, и Седьмой Бетховена, прозвучавшей на исходе года два раза подряд.

В первом из декабрьских концертов (в КЗЧ) солировала Суми Чо. Корейская дива выступала у нас неоднократно, публика ее знает и любит. Однако сейчас певица пребывает, что называется, не на пике своей карьеры. Голос звучит тускловато и с трудом пробивается сквозь оркестр, не хватает дыхания. Тонкая музыкальность и шарм остаются при ней, но для виртуозных оперных арий этого маловато. Пожалуй, лишь романс Джульетты из «Капулетти и Монтекки» Беллини да спетые на бис куплеты Олимпии из «Сказок Гофмана» Оффенбаха напомнили нам прежнюю Чо.

Зато мы услышали очень интересное исполнение «Танца семи покрывал» из «Саломеи» Р. Штрауса и яркое (хотя, как показалось, не до конца еще отделанное) «Итальянское каприччио» Чайковского. Номер из «Саломеи» был необычен тем, что дирижер словно бы изъял его из оперного контекста. У Петренко он прозвучал как непрограммная симфоническая поэма, порой больше напоминающая Равеля или Стравинского, а то и вовсе «Шехеразаду» Римского-Корсакова: завораживающая экзотика Востока почти совсем вытеснила эротическую составляющую.

Второй концерт с участием оперной звезды проходил в «Зарядье». Звездой был Ильдар Абдразаков, в отличие от Суми Чо находящийся в самом расцвете творческих сил. Однако в тот вечер он пел с высокой температурой и звучал несколько хуже, чем можно было ожидать, да и программу чуть подсократил (пять вместо заявленных семи арий). Все же оба Мефистофеля – Бойто и Гуно – прозвучали очень выразительно, а в арии Дона Базилио певец буквально оплел аудиторию вокальными кружевами, и нетрудно было поверить, поддавшись силе внушения, будто la calunnia (клевета) – это что-то очень привлекательное. Прозвучала и ария из вердиевского «Аттилы» (Аттилу Абдразаков непосредственно перед этим пел в Ла Скала). Ильдар Абдразаков может выступать лучше или хуже, но все равно не споет ниже определенной планки. Тем не менее, последнюю точку в концерте поставил Василий Петренко вместе с ГАСО. И это была Седьмая Бетховена, что днем ранее произвела ошеломляющее впечатление в КЗЧ. Туда мы и вернемся.

В первом отделении звучала скандинавская музыка – «Финляндия» Сибелиуса и Концерт для фортепиано с оркестром Грига. Поэма Сибелиуса была сыграна безупречно, но особых эмоций не вызвала ни у музыкантов, ни у слушателей. В Концерте Грига солировал Николай Луганский, чье исполнение с полным основанием можно назвать высококачественным. Все же иногда складывалось ощущение, что между замечательным пианистом и музыкой существует некая дистанция. В отличие от Петренко, уже несколько лет возглавляющего Симфонический оркестр Осло и, соответственно, успевшего проникнуться суровой поэзией норвежских фьордов, Луганскому эта стихия, кажется, не слишком близка. То ли дело Рахманинов, в чьей «Сирени», прозвучавшей на бис, он чувствовал себя абсолютно в своей стихии и тоньше раскрылся как музыкант.

И вот второе отделение. Седьмая симфония Бетховена. Столь совершенного и вместе с тем захватывающего ее воплощения слышать вживую мне еще не доводилось. Дирижер словно бы заново творил эту музыку, испытывая экстаз и погружая в него музыкантов и публику, но в то же время полностью удерживая инициативу и ни на миг не забывая об архитектонике целого. В экстремально ускоренном финале все было четко продумано и проработано с оркестром. Финал воспринимался не «апофеозом танца», а, скорее, «танцем смерти» – танцем на пределе жизненных сил, вплоть до самоистребления. Подобная трактовка в чем-то близка тому, что можно услышать в записи легендарного Карлоса Клайбера. О нем же напоминало и экстатическое растворение дирижера в музыкальной стихии, одновременно полностью ему покорной.

На следующий вечер в «Зарядье» впечатление от Седьмой тоже было сильным, но уже не столь целостным и захватывающим. Где-то дирижер чуть больше растянул темп, а в финале «летальный» исход можно было предсказать почти с первых тактов. Казалось, Петренко накануне слишком выложился и теперь испытывал небольшой энергетический спад. С другой стороны, ощущение полной погруженности в музыку, чувство некого парения сохранялось и здесь.

Кстати, о парении. Думаю, каждому постоянному посетителю симфонических концертов знакомо это непередаваемое ощущение, когда вслед за дирижером словно бы уносишься на крыльях музыки куда-то ввысь. В наше время такие «полеты наяву» случаются редко, однако в ушедшем году мне довелось несколько раз пережить это состояние, и прежде всего благодаря Василию Петренко.

А я ведь еще не упомянул о Пятой симфонии Бетховена, прозвучавшей в том же декабре. Это был очень интересный пример того, как можно сегодня сыграть Пятую в «большом стиле», в духе Вальтера или Караяна, но при этом без малейшего ощущения рутины или хрестоматийного глянца. Внутри, казалось бы, традиционной трактовки открывалось много тонких деталей, и исполнение в целом производило глубокое и яркое впечатление. Еще чуть-чуть, и оно стало бы таким же откровением, как упомянутые симфонии Малера, Рахманинова и того же Бетховена. Возможно, станет в следующий раз.

Фото предоставлены пресс-службами Московской филармонии, Концертного зала Зарядье, ГАСО им. Е.Ф.Светланова