Почти неделю молодые российские клавесинисты совершенствовались под руководством ученика знаменитого Густава Леонхарда – профессора Амстердамской консерватории Боба ван Асперена. Тема академии была обозначена как «И.С. Бах и музыка Нидерландов», специально для занятий Боб ван Асперен привез ноты нидерландских мастеров XVII века. Мастер-классы проходили в Санкт-Петербургском музыкальном училище им. Римского-Корсакова, которое как раз к началу курса приобрело новый большой клавесин.

По завершении академии, как и положено, состоялся отчетный концерт. На нем каждый из десяти активных слушателей показал свои умения, а на следующий день в Малом зале филармонии выступил сам маэстро Асперен. Прозвучала клавесинная музыка Нидерландов XVII века, в том числе шесть миниатюр из найденного в Санкт-Петербургской библиотеке Российской академии наук уникального нотного манускрипта с сочинениями Яна Свеелинка и его учеников. Затем ансамбль Prattica terza и бас-баритон Андрей Ахметов под руководством Асперена представили концертный мотет Карела Хакарта. Завершил программу Пятый бранденбургский концерт Баха, также исполненный силами Prattica terza вместе с солистами Ольгой Ивушейковой (флейта) и Назаром Кожухарем (скрипка). Ансамбль звучал совершенно «по-западному» – соблюдая чистую интонацию, правильно артикулируя фразы и легко справляясь с техническими сложностями.

Перед концертом в филармонии мне удалось пообщаться с Бобом ван Аспереном.

– Уважаемый профессор, как вы оцениваете нынешнее состояние исторически осведомленного исполнительства после десятилетий развития этого движения в международной музыкальной среде?

– Первая серьезная попытка открыть музыку барокко была сделана на рубеже сороковых-пятидесятых годов (как раз когда я родился), тогда же появились и первые серьезные исследования. Здесь следует упомянуть труды британского музыканта Долмеча, большая работа шла также в Швейцарии и в Голландии. В наше время барочная музыка стала достаточно популярной, и у музыкантов появился соблазн зарабатывать деньги ее исполнением, вместо того чтобы ее серьезно исследовать. Многие считают, что можно не углубляться в детали, а просто играть «от сердца», но эта тенденция опасна. Сейчас, после того как прошло более пятидесяти лет с начала активного развития нашего движения, у нас все еще недостаточно информации для полного понимания, как надо исполнять старинную музыку. Так что исследования продолжаются постоянно и никогда не должны останавливаться. Я, например, чувствую, что многие вещи, которые делал в прошлом, сегодня должны быть отвергнуты.

Чем старше музыка, тем сложнее понять, как ее надо играть. Если мы не до конца представляем, как играть Баха, Куперена, Рамо, Скарлатти, то что говорить о таких фигурах, как Фрескобальди? Не так уж много известно о нем. Возможно, когда-нибудь мы догадаемся, как его музыка действительно звучала, но вряд ли это получится реально воссоздать. Техника исполнения всегда должна быть осознанной и ни в коем случае не автоматической.

– Какое, по вашему мнению, послание выражали в своей музыке мастера барокко XVII века?

– Контекст барочной музыки – это сама ее форма, а не какие-либо «послания». И я стараюсь определить эту форму, понять, что в ней обычного, а что необычного – касательно гармонии, фразировки и прочего. Форма это единственное, что мы видим и ощущаем наверняка. Мы можем только предполагать, какие внутренние послания могут быть заключены в этой форме, но нельзя их однозначно доказать. Конечно, церковная музыка Баха – потрясающа, и, слушая ее, мы распознаем в ней христианские темы, которые могут встречаться и в музыке светской. Например, инструментальные вступления к кантатам могли переходить в светские клавирные концерты. Однако в области содержания мы вступаем в сферу субъективных догадок. То есть мы что-то чувствуем, но не можем доказать, и каждый начинает доказывать по-своему. Известно, что Бах был верующим христианином, но нам сложно понять подлинную глубину его веры, мы не можем заглянуть к нему в душу. Когда я слушаю или исполняю «Страсти по Матфею», я просто вовлечен в эту непостижимую красоту и ничего не могу доказать.

– Уделяете ли вы внимание в вашей педагогической работе философским трактатам эпохи барокко?

– Да, в те времена действительно был распространен философский подход. Но я не пытаюсь с философской точки зрения указывать, что хорошо, а что плохо. В эпоху барокко существовал догматический принцип обучения. Например, учитель говорит ученику: есть правило, у которого нет исключений, и ты должен обязательно ему следовать. Через несколько месяцев тот же учитель может сказать: тот принцип, который я тебе поведал, важен, но есть еще одно правило, которое расширяет границы того, о чем я говорил ранее, и здесь уж точно не может быть никаких исключений. А потом выясняется, что и у второго правила могут быть исключения, и так далее. Это показывает, возможно, философию того времени и объясняет отдельные несостыковки и противоречия, которые мы порой встречаем в разных трактатах. То, что запрещается в одних, разрешается в других. И невозможно сказать, что «вот здесь» правильно, а «там» нет. Поэтому постоянно приходится все пробовать в процессе музыкальной практики.