Этот ансамбль существует не первый год, и каждому исполнителю можно адресовать немало прилагательных в превосходной степени, равно как и говорить об их превосходной сыгранности. Но это тот случай, когда, как ни хорош коллектив, как ни интересно выстроена программа, главного убеждения не изменить: доминантой всего вечера и музыки становится один человек, на которого все нанизано, как на вертел, и это первый скрипач ансамбля, лауреат множества международных конкурсов, в том числе Конкурса им. королевы Елизаветы 1976 года, Михаил Безверхний.
Первое же произведение – Моцарт, Фуги с интродукциями по Баху, KV404а, – сыгранное трио, приковывает к себе внимание тем, как необычно звучит ведущий голос. То, как исполнитель играет на скрипке и как ведет линию всего произведения и прочих участников за собой, трудно объяснить: слушатель не чувствует самой игры, она не распадается на составляющие понятия школы, подачи звука, стиля, трактовки и т.п., как не чувствует и собственно послушного подчинения инструмента мастеру. Если отказаться от сдерживающих начал и полностью довериться слуху и видению, приходится почти с мистическим чувством обнаружить, что на сцене присутствует феноменальное явление: некое существо, своеобразный музыкальный кентавр из исполнителя и инструмента. Первый же звук заставляет начать присматриваться к самой скрипке, которая хоть и выглядит нестандартно, но не является старинным инструментом. Именно звук М. Безверхнего вообще побуждает начать поиски причин такого завораживающего впечатления.
Второе произведение несколько проясняет картину. Звучит Восьмой квартет Шостаковича, знаменитый опус с использованием нотного автографа композитора D-S-C-H, его отпевание самого себя, реквием по собственной жизни. Безверхний играет так, словно без слов рассказывает биографию души творца. Все этапы бурь и смятений великой индивидуальности, не вписывающейся в шаблоны времен и систем, проходят через пять частей сочинения. Здесь и развернутый автопортрет в Largo, и метания в Allegro molto, и отчаянный всплеск скрипичного выкрика (словно петушиное кукареку, призванное прогнать злые силы бесконечной ночи), и вызывающий «вальсок» Allegretto. Но центром исполнительского откровения и точкой золотого сечения становится четвертая часть квартета, второе Largo. Темп был взят медленнее, чем это привычно уху, скажем, в исполнении Квартета им. Бородина, и это неожиданно оказало сокрушительное воздействие. Интонация первой скрипки была подобна голосу, диктующему свою последнюю волю. Клиническая смерть души – вот как это было сыграно... Бездыханный, безжизненный звук скрипки Безверхнего был подобен нитевидному пульсу, на который накладывались знаменитые акцентированные троекратные аккорды остальных инструментов; это было похоже на то, как будто пытались оживить переставшее биться сердце, пытаясь запустить его резкими механическими нажатиями. Это была история человека, задохнувшегося от несвободы и подвергшегося реанимированию с помощью аппарата искусственного дыхания, и это рассказ о том, как сердце отвергло «оживление против воли» – отвергло из последних сил и с последними судорогами. Наконец, пятая часть квартета, Largo, была сыграна, как смутное описание некоего элизиума, когда душа оказывается в тех просторах, куда не досягнет ничья чужая воля.
После перерыва прозвучало Andante cantabile из Первого квартета Чайковского. Это было странное перерождение. Безверхний – маг, путешествующий во времени. Он вел квартет, написанный до Шостаковича, так, словно это было создано Чайковским после, с осмыслением опыта только что сыгранного Восьмого квартета и – явно в XXI веке. Это было интимнейшее исполнение, лирическое высказывание бессмертной души, обобщившей все пережитое и выразившей это в только в звуке, без слов, названий и примет эпохи, надмирное путешествие вне материи...
Завершило концерт сочинение Стефана Батайя, виолончелиста ансамбля и, как оказалось, тонкого камерного композитора и стилиста. Произведение называлось Pomni (так и было обозначено в программе – русское слово «Помни» латинскими буквами) и представляло собой вариации на русские народные темы, в которые был трогательно вплетен романс Гурилева «Однозвучно гремит колокольчик», ностальгически (персонально для меня) прозвучавший в концертном зале Бельгии.
Сказать, что концерт был удачным, значило бы проявить небрежность и неточность. Он ввел в транс, заворожил. Я попросила маэстро рассказать немного о необычном инструменте, на котором он играет.
— Эту скрипку можно считать единственным и уникальным экземпляром из ныне существующих инструментов, – рассказал Михаил Безверхний. – Ее сделал бельгийский мастер Люк Денейс по моим настойчивым просьбам и моему проекту. Инструмент, построенный по традиционным пропорциям, звучал бы не так поливалентно. По специальной концепции, которую я предложил воплотить Денейсу, нижняя часть скрипки увеличена по отношению к ее верхней части. Эта скрипка – своего рода hommage, духовное посвящение памяти Паганини, всю жизнь искавшему способа достижения наибольших контрастов между сопрановыми и басовыми голосами инструмента, и отцу и сыну Маджини, скрипичным мастерам, делавшим крупные скрипки. Инструмент окрашен необычно, словно покрыт кровью – кровью любви, страсти, музыки. Это моя кровная, кровавая скрипка, Red Violin.
Поделиться: