АРХИВ
01.04.2016
В БАШНЕ РИХТЕРА
Жизнь мемориальной квартиры Рихтера, где с начала 70-х жили Святослав Теофилович и Нина Львовна, наконец пришла в движение. Новый директор расписала концерты до конца года, и можно надеяться, что сюда попадет любой желающий. Мне же не раз доводилось бывать здесь еще при хозяевах...

– А-а!.. Я знаю, что я вам еще покажу!.. – сказала Нина Львовна и поспешила на половину Святослава Теофиловича, оставив меня сидеть в кресле в гигантской, как тогда казалось, комнате. Под огромным старинным торшером. Квартира Рихтеров не напичкана вещами, зато все они особенные. Так, о двух старинных торшерах Нина Львовна рассказала, что однажды в Италии Рихтер только обмолвился у кого-то в гостях о красоте светильника на массивной резной ножке. И вскоре получил целых два таких в подарок от мэра Флоренции…

Собственно, эта большая комната возникла в результате сноса стенки между двумя симметрично расположенными квартирами на последнем, 16-м этаже башни из светлого кирпича на перекрестке Большой и Малой Бронных. Две гостиные слились в залу, где потом проходили легендарные домашние вернисажи, маскарады, просмотры фильмов, прослушивания опер. Когда в начале 70-х им предложили этот вариант, они колебались, но, увидав, какой вид открывается отсюда на Москву, отбросили сомнения. «День был солнечный, – вспоминала Нина Львовна, – и мы были очарованы! Вон там, видите – консерватория, а еще дальше – Кремль, Иван Великий…» К тому же здесь возникало странное ощущение полной оторванности от кишащей внизу жизни, включая задворки Театра на Малой Бронной, где служил племянник Нины Львовны – артист Митя Дорлиак.

…Но что же ищет для меня Нина Львовна на «мужской» половине? В 1984 году я готовила большой материал к 60-летию Рихтера для журнала «Юность», и мне не хватало для него чего-нибудь необычного.

– Вот! – Она наконец выпорхнула в залу и протянула мне обычную тетрадку. – Раз уж вам так нравится Шимановский… – щебетала она, – …это как раз был год его столетия, и Славочка исполнял много его музыки!

Я раскрыла тетрадку – и обомлела. Каждая ее страница была посвящена одному концерту: страна, город, зал, когда, во сколько, вся программа с тональностями, опусами и номерами, бисы – все аккуратно написано рукой самого Рихтера. Италия, Чехия, Украина, Белоруссия, Франция, Германия, Венгрия, Австрия, Польша, наконец, с десяток его выступлений на «Декабрьских вечерах» в ГМИИ в 1982 году – под сто концертов.

Что же делать? Ведь всю тетрадку не опубликуешь… Часа четыре я медленно, шизофренически красивым почерком переписывала ее, не представляя, что же с этим сокровищем делать дальше.

Юбилейный материал и так получился огромный – 13 полос! И все же мне со скандалом удалось втиснуть в конце полную концертографию Рихтера за 1982 год – крошечным шрифтом, нонпарелью. Наградой было то, что как-то в библиотеке я заглянула в этот журнал – и именно на страничке с перечнем концертов стоял жирный плюс и много восклицательных знаков, а уголки ее были совершенно замусолены.

Попросила написать о Рихтере и «Комсомольская правда». Статейка-то была быстро готова, но мне захотелось повторить фокус: еще раз раздобыть у Нины Львовны нечто эдакое. Я вспомнила, как она провела меня на половину Рихтера и выдвинула нижний ящик комода, а там… Боже ты мой! Там был развал уникальных фотографий. В том числе Рихтер в цилиндре, белых перчатках и с тросточкой. Для «Комсомолки», конечно, категорически не подходило…

– Знаете что? – сразу поняла меня Нина Львовна. – А давайте опубликуем мой самый любимый портрет!

И она достала что-то вроде бумажника, в котором хранилась фотокарточка 15-летнего Рихтера, строгого юноши неописуемой красоты.

Я радостно понеслась с добычей на улицу Правды.

– Вы что, смеетесь?! – рявкнул на меня главный редактор.

С позором я отвезла фото обратно на Большую Бронную, а сама поплелась назад в редакцию – бороться за следующий пункт. Дело в том, что я описала в материале самодельную настольную игру, которую показала мне Нина Львовна. Раскладное поле с кружками ходов, кубик и цветные фишки. Она называлась «Жизнь музыканта», а нарисовал ее сам Рихтер. Выглядело это примерно так: отцовские розги (столько-то ходов назад), встреча с богатой покровительницей в карете (столько-то ходов вперед) и т.д. Победитель получал роскошный приз вроде флакона заграничного одеколона.

«Ну нет, – снова сказал мне редактор, – про великого Рихтера – и такие несусветные глупости!» Хотя абзац о «Жизни музыканта» все же удалось отстоять.

Со Святославом Теофиловичем Нина Львовна познакомила меня на «Декабрьских вечерах» 1986 года. Я стояла у колонны, и вдруг она стремительно подвела его ко мне.

– Славочка, это та самая Наташа.

Они с Ниной Львовной пришли в Пушкинский послушать Михаила Плетнева, который как раз только что исполнил Большую сонату Чайковского.

– Слушайте, как же здорово он играет. Просто невероятно! 

– Да, Святослав Теофилович, Плетнев как получил в 78-м первую премию на конкурсе, ни разу не разочаровал.

– Представьте, я его совершенно не знаю.

(Я подавилась.)

– А можно завтра в газете написать, что Рихтер впервые услышал Плетнева? Это же сенсация!

– Что вы, что вы! – замахал он руками, а лицо его исказилось от испуга. – Он ведь может обидеться!..

Вот и подумайте, сколько человеческой тонкости было в этом великом музыканте.

* * *

Полагаю, что даже Нина Львовна, прикрывавшая его со всех сторон и оберегавшая от посторонних глаз его тайны, не знала их все до конца. Так что не только его мать, ушедшая на Запад с немцами из Одессы, была причиной настороженности советских властей.

Вот в основном его родственные связи.

Дед музыканта по отцовской линии немец Даниил Рихтер приехал в Житомир в середине XIX века из Польши – из Брезин (Бережан) близ Тернополя (ныне находится на территории Западной Украины). Семья жила в немецком квартале, в доме при лютеранской церкви, где дед служил настройщиком. Его брат погиб за Российскую империю в Севастопольской кампании.

В семье было 12 детей (сам Рихтер не был в этом уверен). Один из старших сыновей, Лука, погиб в русско-турецкой войне. Были еще старшая дочь Кристина («тетя Криша»); сын Эдуард, в первые годы советской власти работавший официальным органистом кирхи (от его брака с Маргаритой Ивановной, происходившей из Тюрингии, родилось трое детей: Рудольф, Грета и Ита); сыновья Карл («дядя Карлуша»), Генрих (его жена – «тетя Вера») и – самый младший – Теофил, отец Святослава Рихтера.

В советское время был репрессирован Рудольф Эдуардович Рихтер, музыкант-настройщик (двоюродный брат Рихтера, которого он называл дядей – видимо, Рудольф был примерно одного возраста с его отцом). В 1938 г. Рудольф Рихтер был расстрелян как «враг народа».

Теофил Данилович Рихтер (отец пианиста) учился в Вене, где в 1901 г. закончил Высшую школу музыки как пианист и композитор. В Австрии, давая концерты и уроки, он прожил 22 года, но каждое лето проводил в Житомире. Вернулся насовсем около 1912 г.

В том же году одной из его учениц стала Анна Москалёва, на которой он позже женился. Прадед Рихтера по материнской линии Петр Петрович Москалёв происходил из дворянского рода и имел 13 детей. Его сын Павел Петрович Москалёв председательствовал в земстве; он был женат на Елизавете фон Рейнеке (в Житомире жило немало колонистов, как и Рихтеры, переехавших сюда из Австрии, Пруссии, Польши). У них родилось семеро детей: старший сын Николай («дядя Коля»; в советское время заведовал учебной частью Житомирского музыкального училища; теософ и вегетарианец, «столп семьи»); дочь Анна (Нюта, мать Рихтера), Павел (рано умер), Елена (умерла от тифа), Тамара («тетя Мэри», художница), Дмитрий, Михаил. 

У дедушки Рихтера Павла Петровича был брат-близнец Петр Петрович. Другой двоюродный дедушка, Николай Петрович, хорошо играл на скрипке. Семья владела квартирами и особняками; мать Анны Москалёвой к тому же владела имением в селе Судачёвка. Вот почему Павел Петрович долго не давал согласия на брак дочери Анны с ее учителем музыки: жених был мещанского сословия да еще и много старше невесты. Однако в 1914 году они все же обвенчались: Анне было 22 года, Теофилу – 42.

В 1915 году их новорожденный сын был крещен Святославом в житомирском православном храме св. Архистратига Михаила, хотя Анна исповедовала православную веру (лютеранкой была ее мать), а Теофил Данилович – лютеранскую. Крестным отцом стал Николай Павлович Москалёв, брат матери; крестной матерью – Каролина Юлиановна Арндт («тетя Оля»), дочь немецкого помещика. И тот, и другая, как и мать Рихтера, покинули Советский Союз до освобождения Одессы от фашистских войск: ведь судьба людей с немецкими корнями и к тому же с дворянским происхождением в СССР была предрешена.

Каролина Арндт умерла в 1966 г. в Касселе. Знаменитая тетка Рихтера, «тётя Мэри» – художница Тамара Павловна Москалёва, которая, по его мнению, в детстве оказала на него самое раннее и самое большое влияние, эмигрировала в Германию, а на склоне лет оказалась в США и написала книгу «Воспоминания и картинки» под именем Дагмары фон Рейнеке. В Америке жил и дядя Рихтера Николай Петрович.

Двоюродная тетя Рихтера по материнской линии Ольга Васильевна Михеева в 30-е годы была репрессирована, пережила ссылку в Средней Азии, а затем до своей кончины жила в Киеве.

Отец Рихтера Теофил Данилович был арестован в августе 1941 г. и расстрелян еще до оккупации Одессы по признанию в сотрудничестве с немецкой разведкой, которое из него выбили под жестокими пытками в НКВД, угрожая репрессировать его сына Святослава, в то время уже студента Московской консерватории. 

Мать вскоре вторично вышла замуж и весной 1944 г. покинула СССР. Пользуясь старыми связями первого мужа в германском консульстве, она со вторым мужем обосновалась в Германии, в городе Швебиш-Гмюнд близ Штутгарта. Муж по фамилии Кондратьев взял себе ее фамилию – Рихтер, и многие считали его отцом великого пианиста! Все это Святослав Теофилович расценивал как предательство матери, а поступок Кондратьева – как беспардонное самозванство. Но, став всемирно известным музыкантом, он не раз встречался с Анной Павловной (умерла в 1963 г.) за рубежом, несмотря на пристальную слежку.

В 1962 году отец Рихтера был реабилитирован за отсутствием состава преступления. И Нина Львовна рассказывала мне, что Рихтер не желал заниматься документами, считая, что это «они» (коммунистические власти) должны прийти с покаянием и оформить все бумаги, поэтому вся бюрократическая волокита была на ней.

Она умерла через год после Святослава Теофиловича в жуткой тоске. Но еще при его жизни часто повторяла: «Вы не представляете, все мои уже умерли, все!».

…И вот совсем недавно, месяц назад, я побродила по знакомым комнатам, зашла на «мужскую» половину, поражающую аскетичностью обстановки. Квартира больше не казалась мне шикарной, как в 80-е: потолки низкие, кухоньки крохотные и лоджии не так уж велики. Хотя с них открывается все та же ширь. Снова стояла солнечная погода, и снова сияли купола Ивана Великого.

Поделиться:

Наверх