Александр Ривчун родился в семье военного капельмейстера Бориса Ривчуна, воспитавшего не одно поколение военных дирижеров. Под руководством отца прошел первые уроки игры на кларнете, а затем окончил капельмейстерский класс музыкального факультета при Военной академии им. М.В. Фрунзе. И как военный дирижер вряд ли предполагал, что перед ним раскроется карьера джазового музыканта.

Первоначально советская власть обозначала свое отношение к джазу более чем лояльно. В 1930 годы в публицистике, например, отмечалось, что симпатией масс пользуются симфонические и песенные джазовые мелодии товарища Дунаевского и товарища Утесова. Джазовая музыка звучала на танцах и развлекательных вечерах. Возможно, этим объясняется появление ряда самодеятельных джазовых ансамблей в Москве, в Ленинграде и в некоторых городах на периферии Союза.

Настоящие биг-бэнды в то время могли быть и были только государственными. Вспомним их корифеев – А. Цфасмана, Л. Утесова, А. Варламова. Молодой, но уже хорошо известный Александр Ривчун был ведущим солистом этих оркестров. Так, например, в оркестре Утесова, с которым у нашей семьи сложились близкие творческие и дружеские отношения, отец был бессменным солистом 26 лет! Набирали популярность оркестры под управлением Э. Рознера, О. Лундстрема, Ю. Саульского, И. Вайнштейна, братьев Покрасс... – постепенно джазовая культура в СССР проникала в массы…

В мае 1945 года в Концертном зале им. П.И. Чайковского проводился «союзнический» концерт русской и американской музыки, и по такому случаю была исполнена &laquoRhapsody In Blue» Дж. Гершвина. В качестве солирующего пианиста был приглашен Александр Цфасман, а для исполнения знаменитой каденции на кларнете – мой отец. На эту каденцию всегда привлекался джазовый музыкант, так как здесь очень важна джазовая специфика. Например, А. Тосканини в качестве солиста-кларнетиста задействовал Б. Гудмана.

Когда в 1960-х отец работал солистом в Эстрадно-симфоническом оркестре Всесоюзного радио и Центрального телевидения, вместо зарубежных композиторов, фамилии которых нельзя было произносить в эфире, можно было исполнять «безымянные» пьесы – «зарисовки». А этими «зарисовками» были баллады К. Бейси, Г. Миллера, Д. Эллингтона, и под прикрытием эстрадной оркестровой стилистики солистам-импровизаторам, тяготевшим к джазовому типу высказывания, играть было легче.

Солисты-саксофонисты крайне редко звучали по радио. Единственным доступным «джазовым источником» была передача У. Коновера &laquoMusic USA», вещавшего из вашингтонской студии «Голоса Америки». Изредка устраивались джазовые фестивали – либо в Москве, под сенью ЦК ВЛКСМ, либо в Таллинне, и на такие мероприятия мой отец всегда приглашался. Имелся ли тогда свой «фирменный звук» у советских джаз-оркестров? Поначалу да, он был. Но с течением времени, с притоком музыкантов нового поколения, с изменением репертуара менялась и специфика звучания этих оркестров. К тому же в стране не было тогда ни фирменных инструментов, ни партитур, ни нужных аксессуаров. Тем не менее культура исполнительства больших джаз-оркестров развивалась, регулярно готовились новые программы, и нередко в камерных концертах появлялись ансамбли саксофонов – квартеты, а иногда и квинтеты.

Позже А. Ривчун работал как саксофонист и кларнетист с Г.Н. Рождественским, с В. Клайберном, выступая с оркестрами под их управлением. Он исполнял саксофоновые соло в балетах Д.Шостаковича, сотрудничая с оркестром Большого театра. Творческая дружба связывала маэстро с композиторами А. Эшпаем, Ю. Саульским, Б. Троцюком, В. Людвиковским, многие произведения которых он сыграл впервые. Он выпустил свою редакцию Концерта для саксофона-альта и струнных А.К. Глазунова – последнего произведения композитора, которое, кстати, ему прислал А.Н. Черепнин, чей джазовый квартет отец тоже исполнил. А. Ривчун подготовил два сборника транскрипций для саксофона, в один из которых вошли пьесы М. Равеля и К. Дебюсси, а во второй – пьесы русских композиторов П. Чайковского, С. Рахманинова, А. Скрябина, Р. Глиэра, А. Глазунова. В СССР впервые класс саксофона был открыт на военно-дирижерском факультете при Московской консерватории, куда отца пригласили преподавать.

Я хорошо помню, как в Москву приезжала М. Дитрих, а вместе с ней – почти никому тогда не известный выпускник Джульярдской школы, гениальный музыкант и композитор Б. Бакарах, снискавший в Америке популярность не меньшую, чем Гершвин. Он привез массу интереснейшей информации, ноты, пластинки – у меня до сих пор сохранились некоторые из тех, которые он подарил отцу. На пластинках были знаменитые записи О. Коулмана с Д. Черри – тогда это звучало как какая-то дикая, «марсианская», немножко угловатая музыка, пугающая советских интеллигентов. Сейчас они уже признанные корифеи, но отца все это очень заинтересовало уже тогда. Его кумирами были Ч. Паркер и П. Дезмонд, Д. Эддерли и О. Коулман, Д. Колтрейн и особенно С. Гетц, он собрал все пластинки Д. Брубека с П. Десмондом, с Ф. Вудсом, анализировал, копировал, пытался подражать. Это сейчас музыкальные магазины предлагают огромный выбор дисков, а тогда ничего этого не было!

«Школа игры на саксофоне», созданная А. Ривчуном, сегодня является едва ли не основным учебным пособием – по нему занимаются многие молодые исполнители. Неоднократно переиздавался также его сборник &laquo150 упражнений для саксофона», «Сорок этюдов», но еще многое осталось неизданным. Безусловно, опыт передачи традиций необыкновенно важен, и радует, что впоследствии стали появляться и другие методические пособия, продолжившие его линию. Свою «Школу игры на саксофоне» выпустил прославленный кларнетист и саксофонист Л. Михайлов, «Школу академической игры на саксофоне» издал В. Иванов. Серьезная, монументальная работа – «Школа джазовой импровизации для саксофона» создана профессором РАМ им. Гнесиных А. Осейчуком. Большое количество методической литературы и транскрипций для этого инструмента написано народной артисткой РФ М. Шапошниковой, прославленной саксофонисткой, профессором РАМ им. Гнесиных, где она в 1976 году основала класс игры на саксофоне. Своим мастерством Маргарита Шапошникова вызвала интерес к саксофону и у советских композиторов – ей посвящали сочинения Н. Пейко, М. Готлиб, Г. Калинкович, М. Раухвергер, Л. Присс. Ее педагогические традиции успешно продолжают такие выдающиеся исполнители и педагоги, как А. Волков и молодой, но уже зарекомендовавший себя Л. Друтин. Среди джазовых мастеров, конечно, стоит выделить И. Бутмана и обоих сыновей И. Бриля. Благодаря прекрасному джазовому саксофонисту Г. Гольдштейну в Санкт-Петербурге был создан оркестр «Саксофоны Санкт-Петербурга», в котором представлены все разновидности инструмента.

Незадолго до ухода из жизни отец записал свою сольную пластинку на фирме «Мелодия». Это было подражание стилю Паркера: очень элегантный софт-джаз, корректная акцентировка, прекрасная кантилена. На оборотной стороне конверта этой пластинки есть слова Леонида Осиповича Утесова: «...Если принято считать, что из всех духовых инструментов саксофон своим звуком напоминает человеческий голос, то саксофон Александра Ривчуна это ярко подтверждает в произведениях, включенных в эту пластинку».