Отметили достойно: симфоническим концертом, программа которого была составлена из самых известных сочинений Караева разных лет. Центральным эпизодом вечера стало исполнение Максимом Венгеровым позднего Скрипичного концерта, написанного в серийной технике. Караев, будучи вполне сложившимся, зрелым автором в ранге «советского национального композитора», осыпанного наградами и почестями, открыл для себя в 60-е годы додекафонную систему Шёнберга, и это открытие привело его к тектоническому сдвигу в собственном творчестве и глобальному пересмотру мировоззрения и эстетики.

Скрипичный концерт и камерная Третья симфония – важнейшие сочинения позднего периода, утвердившие место Караева не только в национальной, но и мировой истории музыки. В партитуре симфонии в ошеломляющем симбиозе сливаются вариантный принцип развития, фольклорные «ашугские» созвучия, национально окрашенные интонационные зерна и серийный метод композиции; что же до Скрипичного концерта, то влияние на его интонационный строй и темпоритм знаменитого Скрипичного концерта Берга более чем очевидно. И хотя Третья симфония не исполнялась на юбилейном концерте, не упомянуть ее здесь было бы неправильно, потому что в этих двух сочинениях, связанных единым методом композиции, Караев перерастает свое значение «первого и главного азербайджанского композитора», выламываясь за рамки официозного признания. Оставаясь всецело национальной по духу и строю, музыка его позднего периода становится мировым достоянием.

Любимый ученик Дмитрия Шостаковича, Караев окончил Московскую консерваторию по классу композиции после войны, в 1946 году. А уже в 1947-м пишет симфоническую поэму «Лейли и Меджнун», вдохновляясь поэтическим гением Низами, в которой невольно, а кое-где сознательно подражает драматургии «Ромео и Джульетты» Чайковского. Соотношение тем и даже построение коды у Караева точь-в-точь как у Чайковского: траурный шаг с наслаивающимися ламентозными интонациями.

Насыщенный и плотный постромантический оркестр листовского типа, рельефные линии основных тем, в экспонировании которых так важны соло медных, – партитура поэмы выписана широким, свободным и точным пером. В этом опусе тридцатилетнего автора уже вполне проступают основные черты его стиля: ориентация на европейские жанровые модели, стремление насытить традиционные романтические формы национальным мелосом, избегая при этом прямых цитат. Но самое ценное, что слышно в музыке поэмы, – это природная органика, естественность музыкального языка.

Поэмой «Лейли и Меджнун» открылся юбилейный вечер. Первый филармонический оркестр (ЗКР), привычный именно к такому, размашисто-романтическому красочному оркестровому письму, показал себя в этой пьесе с лучшей стороны. Темы звучали выпукло и рельефно, эмоциональный ток струился живо и горячо.

За пультом оркестра стоял Рауф Абдуллаев – дирижер старшего поколения, ныне возглавляющий Государственный оркестр Азербайджана. Он окончил Ленинградскую консерваторию в классе профессора Николая Рабиновича; в одно время с ним в параллельном классе Ильи Александровича Мусина учился Юрий Темирканов: оба дирижера сохранили дружеские отношения до сих пор. Этим генетическим родством – принадлежностью к ленинградско-петербургской школе дирижирования – объясняется быстрота, с которой азербайджанский дирижер наладил рабочий и вполне дружелюбный контакт с оркестром: музыканты наблюдали знакомую им мануальную технику и понимали маэстро с полуслова.

Рауф Абдуллаев – дирижер опытный, мудрый. Он чувствует нерв музыки, у него железное чувство ритма и превосходное чувство формы. Но что еще важнее – он открыт новой музыке, увлеченно изучает новые партитуры и играет со своим оркестром важнейшие опусы ХХ века. Исполнение Симфонии для восьми голосов и оркестра Лючано Берио на Фестивале Кара Караева в Баку стало одним из важнейших музыкальных событий на постсоветском пространстве за последние годы: дирижер счел подготовку этой партитуры личным вызовом себе как профессионалу и вполне качественно представил бакинской публике сложнейшее сочинение. Азербайджанский оркестр приучен играть новую музыку азербайджанских композиторов, но не только; в прошлом сезоне, например, сыграли симфонию Шнитке, два года назад приняли участие в исполнении Gruppen Штокхаузена в Москве.

А теперь вопрос: часто ли мы слышим симфонии Шнитке или Симфонию Берио в наших столицах? Ответ очевиден.

Вкус и интерес к современной музыке в Баку отнюдь не утрачен. И корни этого интереса уходят в давнишнее караевское увлечение новыми методами композиции, которые он открыл для себя, побывав по ту сторону железного занавеса (в США) и узнав то, чего не знал ранее. Он первым в СССР перевел учебники по додекафонии, хотя это было сопряжено с безумными сложностями, и опробовал метод на практике, написав Скрипичный концерт и Третью симфонию.

На концерте к столетию Караева прозвучали и его знаменитые «Симфонические гравюры «Дон Кихот»», написанные в 1960 году на основе киномузыки к фильму Козинцева «Дон Кихот» с Черкасовым в главной роли. Мерно вступил остинатный бас: тема дороги рефреном скрепляла разрозненные номера сюиты – праздничное шествие, трескучий «невсамделишный» бой с ветряными мельницами, церемонный, стилизованный «под старину» танец с чинными приседаниями и ритурнелями, звонкий клич трубы, бешеная скачка погони… И вдруг – хрупкая, застенчивая, исполненная нежности тема Дульсинеи, меланхоличная и светлая.

Лирика – вот в чем сила и секрет обаяния музыки Караева. Он был лириком по преимуществу: несмотря на очевидную склонность к картинному, программному симфонизму совершенно в бородинском духе. Тема Лейли в поэме «Лейли и Меджнун», тема Дульсинеи из «Гравюр», мягко покачивающаяся «Колыбельная» возникали из тайных родников его души; в них сущность его дарования. И до сих пор лирические темы Караева трогают до слез.

Второе отделение началось со Скрипичного концерта. Максим Венгеров вел сольную партию уверенным, ясным и сильным звуком, ритмически точно, предельно осмысленно: по части формы все сложилось прекрасно, по части ритма – немного подкачал оркестр. ЗКР приходилось трудновато: музыканты оркестра не привыкли играть такую изощренную в ритмическом и интонационном отношении музыку. Однако ведомые твердой рукою маэстро Абдуллаева, они в целом с партитурой справились.

Напоследок сыграли Сюиту № 2 из балета Караева «Тропою грома». Сюжет балета, основанный на романе южноафриканского писателя Питера Абрахамса, посвящен теме апартеида и в этом смысле отчасти утратил свою актуальность. Но только не музыка: гибко-пластичное Адажио, исполненный знойной страсти «Танец девушек с гитарами», ласковая «Колыбельная» – все пленяло слух и будило воображение. Концерт, бесспорно, удался; к тому же его записали целиком для канала Mezzo – стало быть, европейский резонанс юбилею Кара Караева обеспечен.

***

«ПЕТЕРБУРГ – МОЯ ВТОРАЯ РОДИНА»

Петербург Рауф Абдуллаев посещает нечасто – тем интереснее было воспользоваться моментом встречи для беседы

– Давно вы выступали в Петербургской филармонии?

– Три года назад, но со вторым филармоническим оркестром – АСО. С Заслуженным коллективом я встретился сейчас впервые. Музыку Караева музыканты восприняли очень хорошо. Несколько сложнее было со Скрипичным концертом, к такой музыке они не привыкли. Там нужно освоить немного другое звукоизвлечение, но главное – понять музыкальную логику сочинения. В принципе, мы разобрались, и на последней репетиции все прошло гладко.

У нас сразу наладились хорошие рабочие отношения. Многие знали, что я здесь учился, а старожилы оркестра даже помнят меня по учебе в консерватории. С Юрой Темиркановым мы учились вместе, он на два года моложе меня и попал в класс к Мусину. У Николая Рабиновича учились я и Марис Янсонс, но позже; а Неэме Ярви, наоборот – как раз оканчивал курс, когда я поступил в консерваторию.

– Какие у вас остались воспоминания об альма-матер?

– Самые прекрасные. Я вообще воспринимаю Петербург, как вторую родину. Обучение в консерватории стало бесценным музыкальным опытом для меня. На занятия Рабиновича приходили все: его класс был вечно переполнен. И ученики Мусина к нему бегали. Потому что Рабинович учил главному: слышать и понимать музыку. Для него главным было «что». А у Мусина был другой метод: он учил тому, «как»: как дирижировать, как повернуть руку. Мануальной технике уделял очень много внимания. Но оба – и Мусин, и Рабинович – учились у Николая Малько. Это была одна школа.

– То, что в Петербургской филармонии отмечают столетие Кара Караева, очень важно и символично, ведь в Ленинграде проходила мировая премьера его второго балета «Тропою грома». Сюита из этого балета прозвучала в концерте. Но почему в программу не была включена Третья симфония?

– Потому что там камерный состав: струнные и духовые.

– Не кажется ли вам, что музыка Караева недооценена в России и в мире?

– Да, кажется. Но мы сами виноваты: нужно больше ее играть, громче пропагандировать. И не только в юбилейный год. Я, например, играю музыку Караева всю жизнь. Все его оркестровые сочинения переиграл десятки раз. Все, кроме «Сирано де Бержерак».

– Вы были первым исполнителем его оркестровых сочинений. Каких именно?

– Я первым исполнил его Скрипичный концерт и симфонию «Гойя». Кстати, это была моя идея – написать симфонию по материалу музыки к фильму «Гойя» (в этом фильме главную роль сыграл Донатас Банионис). Я же записывал музыку к фильму в Ленинграде. А потом предложил: почему бы не сделать симфонию? Фарадж Караев, его сын, к этому делу тоже руку приложил, так что у симфонии двойное авторство.

Ах да, еще я давным-давно первым исполнял его ораторию «Ленин». Ну и, конечно, все позднейшие редакции балетов «Семь красавиц» и «Тропою грома».

– Как отпраздновали юбилей Караева в Баку?

– Прошел цикл концертов: камерных и симфонических. Впрочем, симфонический концерт был только один: в день рождения Караева 5 февраля.

– Этот год – юбилейный и для вас, 29 октября вам исполнилось 80 лет. Поздравляю с круглой датой и с высокой правительственной наградой: вам вручили один из высших орденов Азербайджана «Истиглал».

– Спасибо. Я отметил свой юбилей, как подобает дирижеру: концертом в филармонии. Впрочем, мы играем концерт каждую неделю, обычно по пятницам. Часто исполняем новые сочинения азербайджанских композиторов.

– И что, попадаются интересные?

– Не особо. Честно говоря, ярких, крупных талантов я пока не заметил. Зато благодаря юбилею я встретился с президентом Азербайджана. Я давно ждал этой встречи, наконец она случилась, и я смог поговорить об оркестре, его нуждах. Сразу же после разговора оркестру выделили президентский грант (это позволило почти вдвое поднять зарплату музыкантам). Теперь я спокоен за судьбу оркестра: он укомплектован полностью, и я считаю, сегодня мы играем как крепкий среднеевропейский оркестр. И я всегда отслеживаю ситуацию: если вдруг появляются молодые и талантливые музыканты – двери для них у нас всегда открыты.

На снимках: К. Караев и Д. Шостакович; Р. Абдуллаев