Дмитрий Александрович Блюм родился в семье известных музыкантов. Его отец Александр Германович Блюм был скрипачом и альтистом. Работая концертмейстером группы альтов в оркестре Большого театра, он вел широкую просветительскую деятельность: вместе с супругой, пианисткой Екатериной Дмитриевной Мансфельд, пропагандировал творчество композиторов Скандинавии, давал благотворительные концерты в детских домах, содержал музыкальную школу, носившую непривычное для современного уха название, - «Школа музыки свободного художника Александра Германовича Блюмъ». В доме Блюмов частыми гостями были Рахманинов и Шаляпин, хозяева устраивали домашние концерты и спектакли. В музыкальной атмосфере росли дети Екатерины Дмитриевны и Александра Германовича - Дмитрий и Ирина.

Поначалу Дмитрий Блюм не думал профессионально заниматься музыкой. «Казалось бы, я, сын музыкантов-профессионалов, который рос в атмосфере неистового музицирования, должен был с раннего детства определиться, чем я хочу заниматься в жизни. Да, я действительно любил музыку. Безумно. Охотно пропускал школу, родители смотрели на это сквозь пальцы. Часто бывал на вечерах. В 1924 году в консерваторском училище у известного в те времена педагога по классу фортепиано училась моя сестра. Это училище Ирина окончила с успехом. А со мной обстояло хуже. Прошло довольно много времени, прежде чем я осознал, чем мне надо в жизни заниматься», - рассказывал Дмитрий Александрович музыковеду Ольге Ивановне Аверьяновой. Она расшифровала несколько кассет личных бесед с Д.А. Блюмом, которые послужили основой для автобиографической части книги о Д.А. Блюме, вышедшей в декабре. Эта книга включает уникальные автобиографические воспоминания Дмитрия Блюма, а также рассказы его учеников, ставших известными музыкантами и деятелями культуры.

Пути Господни неисповедимы: Дмитрий Александрович Блюм в музыку пришел, как говорил он сам, «с черного входа». По воспоминаниям родственников, вполне возможно, что родители вовсе не делали ставку на его профессиональное музыкальное образование, потому что мальчик интересовался архитектурным проектированием, планировал стать строителем. Однако когда всерьез собрался на строительство в Магнитогорск, родители были повергнуты в состояние шока. После заявления: «Дайте мне папин рюкзак, положите туда кружку, пайку хлеба (скудость моего вещмешка была вызвана тем, что начало 30-х годов – период того «гениального» колхозного строительства, который вызвал страшный голод в стране), я еду в Магнитогорск», - отец с сыном долго беседовали, гуляя по Арбатским переулкам. И именно там произошла судьбоносная встреча Дмитрия Александровича с его первым музыкальным педагогом - профессором А.А. Милушкиным, который по просьбе отца взял юношу в свой класс контрабаса.

Так в возрасте 21 года Дмитрий Александрович начал свое профессиональное музыкальное обучение в консерваторском училище. Через год вектор его жизни определился окончательно – он стал музыкантом-теоретиком. На эту стезю его вывел самый близкий друг, композитор Григорий Фрид. «Начался мой второй курс. И вот как-то мои друзья говорят: «Все ты пилишь на своем комоде! Пойдем мы тебе покажем Игоря Владимировича Способина!» И хотя разница в возрасте между нами была не так велика, я трепетал». Как знать, возможно, такой трепет был связан с предчувствованием особого значения этой встречи? Прошло всего несколько лет, и Дмитрий Александрович стал редактором первого издания фундаментальной «Элементарной теории музыки» И.В. Способина.

В те годы И.В. Способин уже был соавтором известного учебника по гармонии вместе с И.И. Дубовским, С.В. Евсеевым и В.В. Соколовым. Теоретические предметы в училище вели С.С. Скребков, А.Ф. Мутли, В.В. Хвостенко, а в консерватории работали ученики Г.Э. Конюса и Р.М.Глиэра: А.В. Александров, Г.А. Дмитревский. Тогда, как и в наши дни, актуальным вопросом для музыканта любой специальности являлась его общая теоретическая подготовка и развитый слух. К середине 30-х годов Способин и Соколов разработали новую программу, которая включала три основные формы работы на уроке сольфеджио: сольфеджирование, диктант и слуховой анализ. Новая парадигма их методики заключалась в единстве, взаимосвязи и взаимодополнении всех трех форм.

Музыкальная дисциплина сольфеджио к этому времени уже имела свои апробированные методы, но системе в целом требовались новые подходы. Прогрессивные идеи шли еще от эпохи Глинки, что, в частности, успешно демонстрировал процветавший хор «Славянская капелла» Д.А. Агренева-Славянского, Придворная певческая капелла в Петербурге и хор Синодального училища в Москве. Кстати, именно в этом хоре преподавал сольфеджио отец Д.А. Блюма, при этом уроки проходили не под рояль, а под скрипку, что положительно влияло на точность интонации и остроту слуха учащихся.

Глинкинские методы воспитания музыкального слуха нашли отражение в деятельности таких великих педагогов, как Римский-Корсаков, Лядов, Глиэр, Танеев, а также их учеников. В своей статье о роли музыкального воспитания Д.А. Блюм неоднократно ссылается на высказывания Римского-Корсакова, считавшего, что в процессе обучения необходимо развивать внутренний и абсолютный слух, который в перспективе приводит ученика к способности слышать музыку архитектонически, понимать логику мысли композитора.

Безусловно, для освоения этого музыкального комплекса требовались новые методы преподавания, поскольку долгое время сольфеджио воспринимали как систему упражнений прикладного характера, не ставящую иных целей, кроме беглого чтения с листа. Музыкальный диктант, без которого невозможно представить современный урок сольфеджио, с трудом внедрялся в процесс обучения и часто сводился к сочетанию мелодических интервалов в различной последовательности, записанных нота за нотой. На уроках чаще всего использовались собственные примеры, номера из сборников для пения, наиболее популярными сборниками диктантов того времени были «Катехизис музыкального диктанта» Г.Римана и диктанты А.Лавиньяка. В статье о роли диктанта Д.А. Блюм пишет, что одним из первых полноценных сборников по сольфеджио был труд композитора и педагога Н.М. Ладухина, - учителя Рахманинова. Дмитрий Александрович глубоко уважал, ценил и любил музыкально-педагогическое наследие Ладухина, всячески его пропагандировал и использовал в своей работе в самых разнообразных формах: диктантах, пении номеров сольфеджио, в том числе в ключах «до». Именно благодаря Дмитрию Александровичу о Ладухине узнали в широкой музыкальной среде.

А как же проходил урок непосредственно в классе Блюма? Какие принципиальные вещи были в его методике? Рассказывает ученица Д.А. Блюма, педагог по музыкально-теоретическим дисциплинам, почти 20 лет проработавшая вместе с учителем, Людмила Александровна Пешкова:

- Сольфеджио предполагает огромное количество форм работы. Дмитрий Александрович каждый свой урок тщательно продумывал, но относился к порядку ведения урока творчески, не превращая его в догму. Как правило, он начинал урок с диктанта, но мог им же и завершить занятие. При этом он всегда учитывал время урока, предпочитая утренние часы как наиболее продуктивные. Потому что слух – это особо тонкая область человеческого сознания, которая очень быстро устает. Даже у человека с хорошими данными к середине дня ослабляется реакция и наступает утомление. Острую и точную реакцию Дмитрий Александрович очень ценил. Для него было важно, чтобы музыкант ответил не только правильно, но и быстро. Как только учитель чувствовал усталость группы, он сразу же и незаметно для нас переключал внимание на другую форму работы. Диктантам он придавал особое значение и ставил задачу не просто правильно зафиксировать текст на бумаге, но прежде всего его осознать, понять взаимосвязи всех музыкальных элементов (мелодии, ритма, гармонии, голосоведения, фактуры в целом). Степень точности записи диктанта у учеников, конечно, была разной, но для педагога было важно развитие музыкального мышления и максимально осознанного подхода к музыкальной записи. Он вникал во все детали: не только правильно записать ноту, ритм, но и куда поставить лигу, штиль. Как ученик ставит штиль, как чувствует хроматизм, так он и представляет голосоведение, - все это тоже показатель мышления. Дмитрий Александрович часто задавал на дом последовательности, просил петь их в разных тональностях. Много давал литературы в ключах «до». Такие переходы к разным формам переключали наше внимание. Урок проходил динамично. Как искусный дирижер, он проводил каждое занятие так, что мы не чувствовали усталости. Это было чутье и мудрость великого педагога.

В прошлом ученик Д.А. Блюма, а ныне директор Академического музыкального колледжа при Московской консерватории Владимир Петрович Демидов рассказал о педагогической интуиции Д.А. Блюма следующее:

- Дмитрий Александрович обладал поразительным чутьем точки роста у ученика. У любого растения и у человека есть точка роста. Блюм давал те трудности, с которыми нам было интересно справляться. Каждый диктант Дмитрия Александровича – это маленький шедевр. Мы также много писали диктантов из художественной литературы: от Глинки до Хиндемита. Пели много хоровых сочинений Баха, Танеева, Рахманинова. В моем представлении, сольфеджио - самый сложный предмет. Но на наших уроках сольфеджио было музицированием. Люди работали как музыканты, не просто формировали свой слух и развивали память. Для учеников открывалось какое-то внутреннее музыкантское пространство. Степень сложности заданий постепенно наращивалась, и оказывалось, что к четвертому курсу ты уже много чего можешь.

Диктантам Д.А. Блюм уделял действительно большое внимание, советовал постоянно включать в занятия упражнения для памяти, ритмические и тембровые диктанты, рекомендовал с первых курсов приучать учащихся внимательно слушать и советовал не «кидаться» писать их сразу. Он также не разрешал пропевать диктант, потому что это мешает развитию внутреннего слуха. «Со всей строгостью надо запретить поспешную запись звуков точками, без ритма, без размера, без понимания мелодии, гармонии в целом. Рекомендуется приучать к такому порядку записи: предварительно разметить нотную бумагу на необходимое (приблизительно) число тактов и писать только в перерывах между проигрываниями. Запоминать! Это и есть основная задача музыкального диктанта»,- писал Д.А. Блюм в статье о роли диктанта.

Дмитрий Александрович Блюм за свою долгую жизнь воспитал несколько поколений учеников: великолепных музыкантов, авторитетных педагогов. Уникальная школа Д.А. Блюма актуальна и востребована сегодня, в этом сомнений нет. Совсем недавно на уроке сольфеджио я стала свидетелем того, как начинающие вокалисты - учащиеся Академического музыкального колледжа при Московской консерватории - исполняли номера Николая Михайловича Ладухина в До мажоре. Казалось бы, какие могут возникнуть сложности, ведь в этой тональности нет знаков? Но всегда надо смотреть глубже. «Эти номера нам давал на своих уроках Дмитрий Александрович, считая тональность До мажор одной из самых сложных для интонирования», - пояснила педагог Марина Анатольевна Казьмина, представитель последнего курса теоретиков, с которым Д.А. Блюм завершил свою работу в музыкальном училище. Я неслучайно привожу пример из современной жизни консерваторского училища, в котором Дмитрий Александрович преподавал более полувека, ведь этот случай – не единичное подтверждение того, что и сегодня, спустя годы, в родных стенах звучит славное имя великого педагога - Дмитрия Александровича Блюма.

Автор благодарит за помощь в подготовке материала
Л.А. Пешкову и В.П. Демидова