С агрессивным эпатажем прежней постановки оперы Бизе в Большом, осуществленной в 2008 году англичанином Д. Паунтни, мы, к счастью, распрощались, но взамен получили на редкость примитивную, однообразно-безликую продукцию псевдоклассического толка. Ее намеренная статика, неживая, «стерильная» созерцательность просто удручают! Все четыре акта, будь то площадь перед табачной фабрикой в Севилье, кабачок Лильяса Пастьи, горные тропы контрабандистов или площадь перед цирком в финале оперы, теперь представляют собой деревянные ширмочки-выгородки. По ходу спектакля они то и дело переставляются статистами, и за счет этого создается лишь иллюзия смены планов: в сущности, ничего не меняется.

Именно поэтому наблюдать за происходящим на сцене так скучно. Да и к фоновому колориту Испании, к которому «приписано» французское либретто А. Мельяка и Л. Галеви по одноименной новелле П. Мериме, нарочито «картонная» сценография Станислава Бенедиктова – чрезвычайно мрачная, построенная на геометрически колючей абстракции ломаных линий, острых углов и локальных объемов, – вообще никак не отсылает. Разве что луна на заднике в третьем и четвертом актах – «испанская». Ничего не поделаешь – приходится пускать в ход «фантазию»! Этнический элемент в костюмах Валентины Комоловой все же есть, но вместо лаконичной яркости, которой требуют эти хрестоматийные сюжет и музыка, в одежде много мелких, рассеивающих взор деталей. В полумраке, сопровождающем практически весь спектакль – даже там, где этого быть не должно (художник по свету Дамир Исмагилов), костюмы теряются, «растворяясь» в сценографии унылого безжизненного «кубизма». На зрелищность ничто не работает, но ведь без этого оперы – с присущей ей плакатностью выражения чувств и поступков героев – не может быть вообще, а такой популярной и широко любимой, как «Кармен», и подавно. Опера – вовсе не драма, но на этот раз режиссура драмы идет против оперы, загоняя ее в рамки сухих марионеточных мизансцен.

Артистам режиссер не дает ни играть, ни делать их главное дело в опере – полноценно петь на публику в зал. В опере сильных страстей одной мимикой сыт не будешь, но жесткий регламент, в основном, просто «стоячих» и «сидячих» мизансцен наступает на свободу артистического самовыражения. Набор «рокировок» банален, отсутствие сквозного развития очевидно, «стоп-кадры», регулярно применяемые для отдельных групп персонажей, превращают спектакль в мультик-эрзац. Сами же мизансцены зачастую вынесены на авансцену, ведь весь планшет занят «корпусной мебелью» сценографии, и это еще более придает постановке налет банальности.

Псевдожизненностью пронизаны и пластические решения Андрея Рыклина, идущие в бесконфликтно тихом фарватере режиссуры. В профессионально поставленных танцах, в хореографии испанцев Росарио и Рикардо Кастро есть и стиль, и темперамент, особенно когда они сами исполняют фламенко в интерлюдии перед финальным актом. Но даже на страсть в танце Кармен режиссер накладывает вето! В партии главной героини Агунда Кулаева изысканно музыкальна и психологически многопланова, ее красивый, богатый чувственными обертонами голос волнует, но страстность опытной и стилистически утонченной исполнительницы, многократно выходившей в партии Кармен на других сценах, оказывается безжалостно задавленной в жестких тисках режиссуры.

В партии Хозе неплох, но вокально зажат тенор из Турции Мурат Карахан, а образ Эскамильо в трактовке Эльчина Азизова недобирает как по стилю, так и по музыкальности. Рационально холодной, спинтово-крепкой и напористой Микаэлой предстает Анна Нечаева. И все же на премьере отчетливо не хватало и куртуазного баритона из Грузии Николоза Лагвилавы (другого Эскамильо), и лирически-трепетной, но вместе с тем и драматически выразительной Динары Алиевой (другой Микаэлы), которые на следующий день своих коллег решительно перепели.

Отчетливая рациональность прослушивается и в дирижерской интерпретации Тугана Сохиева, хотя в общей добротности и выверенности оркестрового звучания этому маэстро не откажешь. Хоровые страницы (хормейстер Валерий Борисов) на сей раз, пожалуй, не столь впечатляют, как в русских операх, но вполне зачетны. Ансамбли – особенно сложнейший по темпоритмике квинтет второго акта – собраны дирижером изумительно, певцы подаются им ярко, осмысленно, оркестр очень тактичен и не стремится к лидерству, проявляя лучшие качества содружества оперных музыкантов. Вопрос лишь в том, что качество оркестрового звука не отличается элегантной тонкостью фразировки.

Сама же постановка – нелепый парадокс: не выходя за рамки здравомыслия и опираясь на классический, а не авангардный фундамент, она терпит фиаско. На этот раз звучит не оригинальная версия с диалогами, премьера которой в 1875 году шумно провалилась в Париже, а широко известная в мире редакция с речитативами Э. Гиро. Однако новый спектакль Большого – только «водевильчик»…

Фото Дамира Юсупова