По своему масштабу «Московская осень» превосходит все известные мне фестивали современной музыки, а международный статус придает ей еще большую значимость. Это своего рода выставка достижений, прежде всего, московских композиторов, а членов московского союза сейчас 620! Так что колоссальный по протяженности марафон – во многом следствие их числа. Каждый имеет право исполниться, показать результат своих исканий последних лет. Не все пользуются этим правом, но и тех, кто пользуется, достаточно. Здесь важен именно результат, и не так важно, творческая удача ли это или, наоборот, поражение (откровенных провалов все же не бывает, профессионализм сейчас, как правило, на высоте).

На фестивале звучит музыка и композиторов из российских регионов, и из-за рубежа. Кстати, международный статус фестиваля в этом году тоже отмечает юбилей – 25-летие.

«Московская осень» – огромная творческая лаборатория, стимулирующая индивидуальную эволюцию музыкального мышления и языка, композиционной техники и эстетики. Каждому композитору очень важно услышать свое сочинение не просто внутренним слухом, а проверить его на публике, оценить ее реакцию, так же как и реакцию музыкальной критики. Оценить и сделать выводы.

Посетить все концерты фестиваля практически не представляется возможным: наверное, это было бы эквивалентно работе на полную ставку. А ведь были еще и круглые столы – обсуждения прозвучавшего, что называется, по горячим следам под предводительством московского музыковеда Вячеслава Рожновского.

В последние годы концерты проходят в основном в Доме композиторов: организаторы во главе с Олегом Галаховым отказались от Большого зала консерватории, где раньше проводились симфонические вечера. Сейчас сцена другого Большого зала – Дома композиторов – значительно расширена, на ней вполне комфортно размещается большой симфонический оркестр. И конечно, программа, как всегда, была разнообразна по жанрам: симфоническая, камерно-инструментальная и камерно-вокальная музыка, хоровая, электронная и электроакустическая, музыка для народных инструментов, мультимедийные проекты…

При всем разнообразии эстетических ориентаций и направлений «Московская осень» всегда показывала всю широту спектра между приверженцами традиции и радикальными новаторами. Так было и на нынешней «Осени». Яркий представитель традиционалистов (продолжающий линию романтизма с точки зрения нашего времени) – Андрей Головин: его четвертая симфония «Свет неприступный» прозвучала в исполнении оркестра «Русская филармония» под управлением Сергея Тарарина. Как почти всегда у Головина, эта музыка поражает своей глубиной, предельным напряжением и завершается излюбленным приемом автора – сильнодействующим унисоном оркестра на фортиссимо в верхнем регистре, обрывающимся в пустоту. Нереальный всепоглощающий свет здесь ощущается едва ли не физически.

В том же русле нового романтизма (скорее, непосредственно развивающего традицию, а не препарирующую ее) – драматичный Двойной концерт для скрипки и виолончели с оркестром Александра Чайковского (оркестр «Новая Россия», дирижер Фредди Кадена, солисты – Святослав Мороз и Рустам Комачков). Тоже сильное произведение крайней серьезности, насыщенное всевозможными перипетиями.

Из авторов, представляющих другой полюс, – Арман Гущян, для меня ставший открытием фестиваля. Очень эрудированный композитор, музыка которого так или иначе аккумулирует новейшие тенденции (если не все, то многие). Кстати, не так давно он привозил в Москву Элвина Люсье и устраивал монографический фестиваль с его личным участием. Кажется, это как раз тот случай, когда знание не может помешать таланту (хотя бывает и так, что чрезмерная эрудиция мешает интуиции).

В этом году на «Московской осени» исполнялись два произведения Гущяна: одно в концерте Московского ансамбля современной музыки, другое – в программе «Галереи актуальной музыки». Первое – Stanza – показалось интересным с точки зрения крайней радикальности идеи и творческого решения. Помимо деконструкции традиции (периодически всплывающие на поверхность размытые отзвуки I части 27-й сонаты Бетховена), здесь очень нестандартная, несимметричная форма, в которой смена контрастных эпизодов, на первый взгляд, ничем не обусловлена (на самом деле она является результатом кардинальных метаморфоз различных параметров). И эта асимметрия настолько вызывающая, что воспринимается как намеренный прием, как привнесение в музыкальный план некоей визуальной геометрической (конечно, абсолютно асимметричной) конструкции. Интересно, что изначальный замысел выходит далеко за пределы собственно музыки. Одно из значений слова stanza (итал.) – «помещение», «комната». Этим же словом в поэзии называется строфа. «То есть пространственным явлением описывается форма смыслового построения, – объясняет Гущян. – Невербальным опытом описывается форма вербального. Моя пьеса – попытка найти такое же взаимоотношение пространства и музыки, не описывающих, но выражающих друг друга и попеременно дающих друг другу новые значения (и созначения), новые формы ».

Второе сочинение – 0 degrees II для скрипки, виолончели, фортепиано, live-электроники и видео. Исключительно медленная, мягко диссонирующая текучая ткань с участием микрохроматики спектральной природы (с «настройкой» по квинтам в начале). Это музыка на грани слышимости, периодически прерывающаяся глухими ударами или тишиной пауз, ассоциирующаяся с обобщенным звучанием природы – как в партии струнных айвзовского «Вопроса, оставшегося без ответа». В комментарии Гущяна, однако, несколько другая концепция, в основе которой – противопоставление естественной континуальности течения времени, континуальности сознания и существующей как бы извне необъяснимой организующей силы, сегментирующей живую ткань здесь и сейчас.

Были на фестивале и опусы в духе музыкального экстремизма – Massimo Sempre Александра Хубеева или «Бездна» Даниила Екимовского-младшего (сына председателя Ассоциации современной музыки-2), и это по-своему оживляло академическую атмосферу в зале.

И, конечно, было бесконечное разнообразие музыки между двумя полюсами, условно – традиционалистами и новаторами. Например, один из образцов модернизированного романтизма – исповедальная и в чем-то ностальгическая «Лирическая поэма» Кирилла Уманского, по степени модернизации сопоставимая с лирическим авангардом Эдисона Денисова, хотя это, безусловно, очень индивидуальное слышание. Страстная катастрофичная кульминация, впрочем, решительно перешагивает границы лирики, вступая на территорию музыкального экспрессионизма. В этом сочинении Уманский сравнивает самоощущение в век двадцатый и двадцать первый, сознает неизбежность переоценки ценностей: «Молодость и наилучшие упования пришлись для автора, родившегося в 1962 году, в основном на XX век, а XXI выдвинул совсем иные ценности, которые провозгласило “племя младое, незнакомое” и которые уже не всегда можно принять как свои». Симфонический оркестр радио «Орфей» под руководством Сергея Кондрашева блестяще исполнил сложнейшую партитуру.

Интригующей была международная часть: вечер Греческой электроакустической музыкальной композиторской ассоциации (HELMCA), Ensemble Flashback (Франция – Швейцария), программа «Paris – Москва» с танцовщицей Софи Жегу и барабанщиком Тьерри Миролио.

Всего было представлено 40 программ (интересно, случайное ли это совпадение с сорокалетием «Московской осени»). Говорят, отмечать сорокалетие – плохая примета. В этом году не было предшествующего открытию фестиваля обязательного фуршета, так что встретиться с друзьями, коллегами и пообщаться в неофициальной обстановке не удалось. Но, будем надеяться, фестиваль решит финансовые проблемы и в следующем году продолжит свою миссию показа и продвижения новейшей музыки.