По лекалам шоу-бизнеса подано было многое, начиная с рекламы концерта: она на удивление шла, например, в метро. Оркестр театра «Новая опера», аккомпанировавший Каллейе, играл, как никогда много «легких вещиц», которые на самом деле с трудом монтировались с оперными ариями и прочей «чистой классикой», исполнявшейся певцом в первом отделении. Так, открылся вечер увертюрой к «Орфею в аду» Оффенбаха – и после этой «разухабистой» музыки мальтиец запел романс Чайковского «Нет, только тот, кто знал». Произведения прозвучали не на контрасте, который, как известно, является законом построения концертных программ и удержания интереса публики, а на откровенном диссонансе, если не сказать несовместимости. И еще не раз оркестр угощал публику самостоятельными высказываниями «совсем из другой оперы»: например, вальсом Хачатуряна из музыки к драме Лермонтова «Маскарад» или фокстротом «Таити-трот» из балета Шостаковича «Золотой век».

   При всем уважении к отечественным гениям, именно эти сочинения отдают уже такой «попсовостью», что их соседство с ариями Доницетти, Беллини, Верди и Пуччини воспринимались, как курьез. Думается, что «заслуга» в таком своеобразном построении программы принадлежит маэстро Константину Орбеляну: он не в первый раз замечен в стремлении «разбавлять» серьезные концерты «музыкой полегче», но на этом, казалось бы, вполне резонном пути ему нередко изменяют вкус и чувство меры.

Элементы шоу прослеживались и в световом оформлении зала, когда в полумраке находилась большая его часть, а высвеченными, кроме солиста, оказывались еще и портреты композиторов по обеим стенам. При этом знаменитый орган сиял всеми цветами радуги – на него была направлена колористическая подсветка.

Если в первом отделении концерта тенор сосредоточился на академическом репертуаре, то второе было целиком посвящено «любимым мелодиям» широких масс. Были спеты «Неаполитанская тарантелла» Россини, песни Куртиса, Леонкавалло, Капуа, Луиги, Бродского и других, встречаемые предновогодней публикой с большим энтузиазмом – гораздо большим, чем оперные арии в начале. Разогретый теплым приемом (хотя кто кого разогревал – большой вопрос; драматургия вечера была выстроена артистом с верным расчетом на эффект), Каллейя спустился со сцены в зал, вальсировал с дамами и целовал им ручки, принимал букеты от поклонниц прямо во время пения. Словом, держал себя как заправский эстрадный кумир. Впрочем, он не единственный, кто позволяет себе вольности в академических залах: стремление классических музыкантов работать по шаблонам шоу-бизнеса сегодня очень распространено… Публике это откровенно нравится, такие «трюки» всегда проходят на ура.

В «легкой» части программы наиболее выразительно спетым оказался фрагмент из Аранхуэсского концерта Родриго, в котором певцу удалось передать и мечтательность, и страсть, а баланс с оркестром был наиболее гармоничным. Первое, «серьезное», отделение также включало хиты: романс Неморино из «Любовного напитка», вторую арию Эдгара из «Лючии», арию из вердиевских «Ломбардцев» и знаменитое «О, не буди меня» из «Вертера». Каждый из номеров прозвучал по-своему хорошо, хотя чистое бельканто и утонченный французский лиризм идут голосу певца гораздо больше силовых арий Верди и веристов: у Каллейи все же лирико-спинто, а не драматический тенор, и пусть он достаточно плотный и тембрально богатый, исполинской мощью все же не обладает. Вокальная форма артиста оказалась на этот раз гораздо лучше, чем на филармоническом концерте прошлой осенью, легкий «барашек» в голосе проявлялся только местами и особо не раздражал.

К сожалению, Каллейя не довольствуется той территорией, что дана ему его природными возможностями, и все время стремится состояться в тяжелом репертуаре: в его пении нередко чувствуется желание задавить зал звуком, поразить децибелами. Пока у него это с переменным успехом получается, весь вопрос – как надолго? Ведь известно, что подобные эксперименты даром не проходят, особенно тогда, когда аккомпаниаторы в лице дирижеров и оркестров не учитывают возможности голоса солиста и не выстраивают с ним баланс. На этом концерте оркестровый шквал слишком часто накрывал тенора, он пытался что есть мочи продраться через толщи звука – иногда успешно, чаще нет. Констатируем это с сожалением, поскольку певцу подвластны мягкие краски и тонкие нюансы, как в том же «Вертере», к которым он прибегает нечасто: шоу-концерт требует яркости и максимума «ударных» номеров.

Фото Алексея Молчановского