Это уже четвертый приезд Й. Кауфмана в Россию, но в камерном амплуа он предстал перед нами впервые. Певец исполнил «Зимний путь» Шуберта – концертмейстером выступил его соотечественник Хельмут Дойч. 

…Большой зал консерватории был набит до отказа, начало концерта задерживалось, но как только Й. Кауфман вышел на сцену, томимая ожиданием публика замерла в предвкушении чуда. Романтический герой шубертовского цикла начал печальное повествование о своей неудавшейся любви и отъезде из города, где осталась его возлюбленная. На бесконечном пути его подстерегало множество невзгод и безрадостных мгновений, а светлые чувства посещали лишь в грезах и забытьи. История разрушения хрупкого мира человеческого счастья в лице ее рассказчика Й. Кауфмана постепенно выстраивалась в череду личностных, наполненных искренним чувством переживаний. Несомненно, исполнитель чувствует эту музыку до мельчайших нюансов, ибо язык поэтических текстов отчасти суховатого и непривычно абстрактного для русской ментальности немецкого романтизма – это родной язык певца, его культурно-генетический код, который он и передавал залу в звуках своего голоса. 

24 песни не показались слишком длинной «музыкальной дорогой» – настроение сплошной безысходности «Зимнего пути» преломлялось в мириадах оттенков тонких душевных состояний лирического героя. К тому же Й. Кауфман – превосходный актер, его типаж весьма харизматичен. Сидя в зале, эту романтическую натуру с ястребиным блеском во взгляде и неизбывной тоской в душе очень важно было не только слышать, но и видеть, ведь в атмосфере лидерабенда для доверительности обоюдного контакта важно все – мимика, жест, поза. И «осязая исполнителя» – пожалуй, эти слова наиболее точны, – понимаешь, что веришь ему безоговорочно. Его актерская сила подобна музыкальному гипнозу. Если вспомнить отдельные «песни-остановки» цикла, фазы этого гипноза проходят через горечь застывших слез и душевное оцепенение, через манящие блуждающие огни и приступы гнетущего одиночества, через вселяющие надежду миражи и бесстрашные вызовы судьбе. 

Все сказанное относится к сфере чувственно-психологического восприятия творчества художника-музыканта, и явное ноу-хау интерпретации Й. Кауфмана заключено в том, что, по-своему сплетая шубертовский «венок жутких песен», он философски переосмыслил его с позиций XXI века. 

Однако на фоне привычных канонов исполнения «Зимнего пути» в XX веке, отличающихся существенно большей степенью академичности, музыкально-стилистический аспект интерпретации Й. Кауфмана оказывается не столь безупречным. Традиции трактовок цикла весьма богаты, и, первоначально предназначенный тенору, сегодня он чрезвычайно популярен также у баритонов и басов. Не далее как за месяц до Й. Кауфмана в Москве, в этом же зале, «Зимний путь» представил знаменитый итальянский бас Ферруччо Фурланетто. Но наш герой – тенор, и музыкальный эталон, который ему хочется противопоставить, – это безукоризненно академическая интерпретация его знаменитого соотечественника Петера Шрайера, одна из тех, что несет безусловную эстетическую красоту вокальной линии.

Концентрация Й. Кауфмана на драматической нюансировке, безусловно, подкупает, но достигается она в ущерб наполненности, легатной ровности и тембральной однородности звуковедения. Чрезмерное увлечение штрихами пиано и пианиссимо неожиданно приводит к «тембральному истощению» эмиссии, а из-за открытости середины к mezza voce исполнитель прибегает весьма сдержанно, поэтому на «зимнем шубертовском пути» контрасты пиано и форте в моменты психологических всплесков и приводят к досадным вокальным ухабам. Из-за академической неровности фирменный тембр певца, знакомый по его многочисленным аудиозаписям и прямым трансляциям постановок зарубежных театров с его участием, в живом восприятии узнаешь исключительно в моменты форте. 

За плечами Кауфмана – 20 лет интенсивной карьеры на ведущих сценах мира, но его голос из тенора lirico spinto превратился в баритенора, кажется, лишь за последнюю «пятилетку», поэтому сегодня Вагнер и вообще немецкий романтический оперный репертуар остается единственной по-настоящему обжитой вотчиной исполнителя. Его последняя работа в нью-йоркской «Метрополитен-опера» – Вертер в одноименной опере Массне. Благодаря прямой трансляции в середине марта она стала доступна и меломанам в России. И пусть почва сюжета этой оперы немецкая, новая постановка – типичный пример одного из многочисленных «несанкционированных» вторжений певца на стилистически чужую ему музыкальную территорию.

Этой весной, несмотря даже на вокально-стилевое «проседание», «дыхание зимы», принесенное в Россию Й. Кауфманом и его фантастически мягким и упоительно рафинированным концертмейстером Х. Дойчем, согрело значительно больше, чем «дыхание весны» французской оперы, дошедшее до нас по каналам спутниковой связи. В прекрасной акустике Большого зала консерватории мы услышали голос певца таким, какой он и есть, ведь и над аудиозаписью этого цикла просто не могли не поколдовать волшебники-звукорежиссеры.

Фото: © Ira Polyarnaya /Art-Brand