Последнее творение и духовное завещание немецкого мастера, «Парсифаль» – единственная крупная вагнеровская опера, не успевшая взойти до революции на сцену Мариинского театра, который по праву считался вагнеристским оплотом в России. Первое исполнение «торжественной сценической мистерии» в нашей стране состоялось 3 января 1914 года на сцене находящегося на месте нынешнего Мюзик-холла Народного дома. Начавшаяся затем Первая мировая война и последующий запрет на немецкую музыку сделали невозможным появление оперы на сцене Императорских театров, а в послереволюционной России сюжет с христианско-мистическими мотивами оказался уж совсем не ко двору.  В новейшем времени премьера «Парсифаля» в Мариинском (1997) стала настоящим прорывом. Британец Тони Палмер сделал достаточно традиционную и при этом пышную постановку в сверкающих декорациях Евгения Лысыка и костюмах Надежды Павловой: она и поныне остается одной из визитных карточек Мариинки и входит в число любимых детищ Валерия Гергиева.

Возвращение «Парсифаля» на сцену после продолжительной паузы произошло во многом благодаря полученному маэстро Гергиевым предложению из Венской оперы продирижировать этой оперой в апреле 2019 года накануне Пасхи. Дебют российского дирижера в одном из самых авторитетных и консервативных европейских оперных домов, да еще и в практически ритуальном для европейцев спектакле, – дело особенной ответственности, и, видимо, поэтому подготовка заблаговременно началась в родных стенах. 

На фоне современных режиссерских прочтений «Парсифаля» мариинская версия шедевра выглядит полной архаикой (даже в «святая святых» Вагнера, Байройтском театре, к «Парсифалю» были допущены такие радикалы, как Кристоф Шлегензиф в 2004-м и Штефан Херхайм в 2008 году). Однако последовательность пестрых многоцветных картин при минимальном действе – наверное, почти идеальное обрамление для звукового космоса, творимого Гергиевым в этой партитуре.

С самого вступления был задан абсолютно неспешный темп, в котором, тем не менее, постоянно чувствовалось колоссальное внутреннее напряжение, не отпускающее внимательного слушателя. Фантастическое чувство ритма и слышание фактуры позволяли Гергиеву в нужных моментах «растягивать» или, наоборот, «сжимать» течение музыкального времени. Пространные философские рассуждения Гурнемаца, напряженный диалог Парсифаля с Кундри проносились практически на едином дыхании, вовлекая в пространство мифа, где все движется по-иному, чем в жизненной суете.

Участвовавшие в возобновлении певцы показали, что в театре выросло новое поколение артистов, способных выдерживать колоссальные нагрузки. Тенор Михаил Векуа (Парсифаль) ясно и звонко озвучивал все верха и с легкостью воспарял в кульминационных моментах над бушующей оркестровой массой. Басу Вадиму Кравуцу пришлось заменить внезапно заболевшего Алексея Маркова, в результате певец воплотил как заявленную партию злого чародея Клингзора, так и главу рыцарского ордена Амфортаса.

Открытием вечера стала певшая Кундри сопрано Мария Гулегина, впервые после солидного тридцатипятилетнего стажа в итальянских и русских операх обратившаяся к немецкоязычному репертуару. Артистка сделал акцент на драматической составляющей, пожертвовав «белькантовой» красотой ради экспрессии, с особенной силой выраженной Вагнером.

Выпускник Академии молодых оперных певцов Юрий Воробьев ученически старательно провел роль Гурнеманца, достойно справившись со всеми сложностями, но при этом немного обесцветивший своего персонажа, выступающего альтер эго самого композитора. 

Словно компенсируя долгий перерыв, в предстоящем сезоне Мариинки заявлено несколько исполнений «Парсифаля». Одно из них пройдет в конце декабря, а другое накануне Пасхи – согласно европейской традиции, которая, будем надеяться, приживется и в России.

На снимке: М. Гулегина – Кундри

Фото Наташи Разиной