О выдающемся мастере, о его духовном и материальном наследии размышляет Георгий Агеев. На протяжении нескольких лет Г.Е. Агеев был директором легендарного светлановского оркестра – ГАСО СССР. Теперь же является директором Национального филармонического оркестра России во главе с его создателем и бессменным руководителем Владимиром Спиваковым. С рассказа о том, каким нитями связана фигура Евгения Светланова и этот сравнительно молодой коллектив, Георгий Агеев начал свои мемуары, записанные корреспондентом «Играем с начала».

– Национальному филармоническому оркестру России в этом году исполнилось 10 лет. И с момента создания коллектива Евгений Светланов был важнейшим ориентиром, своеобразным маяком для Владимира Спивакова. Мы собирались строить оркестр и все 10 лет строили его, имея в виду это потрясающее имя, очень дорогое и важное для нас наряду с именами Евгения Мравинского и Кирилла Кондрашина. Для того чтобы Евгения Светланова не забывали, чтобы молодое поколение исполнителей ориентировалось в своих музыкальных вкусах и взглядах, в системе ценностей на Светланова как на величайший авторитет и огромную фигуру в исполнительском искусстве нашей страны, за 10 лет было сделано очень много. В Доме музыки все эти годы существовал специальный абонемент, видеолекторий, по инициативе В.Т. Спивакова Большой зал получил имя Светланова, затем на почетном месте в фойе был установлен бюст дирижера. Можно сказать, у нас до сих пор существует множество серьезных, глубоких и неформальных связей с Евгением Светлановым. В НФОР работает 12 ведущих музыкантов, которые в свое время – в период золотого века Госоркстра – многие годы проработали с Евгением Федоровичем. И у нас с ним были дружеские, близкие отношения на протяжении нескольких лет.

В этом году мы открываем сезон 30 сентября концертом памяти Светланова. Таких концертов за 10 лет мы сыграли немало. Мы посвящали концерты памяти многих крупных художников, в том числе близких нам по духу музыкантов. Это и Евгений Колобов, и хормейстер Виктор Сергеевич Попов, но столько, сколько мы вспоминали Евгения Федоровича Светланова, не вспоминали никого. На нынешнем мемориальном концерте за пультом нашего оркестра будет стоять Александр Ведерников, солистом выступит виолончелист Александр Князев – близкие Светланову люди, музыканты, с которыми он общался в последние годы жизни. А завершаем мы концертный сезон 2013/14 года музыкальным фестивалем во французском Кольмаре, артистическим директором которого является Владимир Спиваков. И весь фестиваль, уже 26 по счету, будет посвящен Евгению Федоровичу Светланову. Кроме того, в мае в Париже в очередной раз состоится Международный конкурс дирижеров им. Е.Ф. Светланова. Так что весь концертный сезон, особенно лето, будет, по сути, годом европейской памяти Светланова. Евгений Федорович живет в наших сердцах, живет в тех музыкантах, которые продолжают его дело.

…Светланов был, с одной стороны, человеком необыкновенно цельным, целеустремленным, волевым, точно знающим, чего он хочет и в данный конкретный момент, и в перспективе. С другой стороны, он был весь соткан из противоречий. Он был монументальной скалой и одновременно рефлектирующим человеком, как это свойственно многим русским интеллигентам. У него всегда были творческие планы, которыми он в данный момент горел настолько, что ничего другого уже не существовало. Если, например, он делал цикл симфоний Малера – исполнял или записывал, – для него не существовали другие авторы, даже любимые, возводимые на пьедестал. Допустим, Рахманинов, который был для Светланова просто частью его жизни и его индивидуальности, в такие моменты отступал глубоко на второй план – рахманиновской музыки как бы и не было вовсе. Светланов не хотел ее ни исполнять, ни слышать. Если надо было выполнять обязательства по подписанным на несколько лет вперед контрактам – предположим, это исполнение симфоний Чайковского и Шостаковича на гастролях в Японии или в Германии, а в этот момент Светланов делал, условно говоря, цикл Гершвина или Мясковского, то он в ультимативной форме требовал заменить заявленные произведения на те, которыми был в это время увлечен. Евгений Федорович не был человеком «плоскостным», прямолинейным, он был чрезвычайно противоречив. Но эти противоречия придавали необыкновенный объем и сообщали огромную притягательность его своеобразной личности.

Я считаю, что его миссия была в том, чтобы в совершенных, эталонных образцах демонстрировать, пропагандировать наивысшие достижения русского музыкального искусства, будь то симфоническая или оперная музыка. Разумеется, говорить о том, что Светланов не мог исполнять западноевропейскую музыку, смешно и глупо. Но все-таки его вершинные достижения – и это признано во всем мире – связаны именно с русским музыкальным искусством. Здесь он был абсолютно непревзойденным интерпретатором. Человек плоть от плоти русского народа Евгений Светланов обожал русскую культуру. Его любимейшим писателем был Василий Шукшин. Он очень любил Малый театр – особенно артистов старого поколения, часто ходил в Вахтанговский театр, слушал радиопостановки. Он любил отечественный кинематограф. Он высоко ставил ансамбль Игоря Моисеева, творчество скульптора Михаила Аникушина, боготворил лучших балетных артистов в обожаемом им Большом театре. Светланов любил наших великих оперных певцов – и тех, с кем он работал в Большом театре, и тех, кто предшествовал этому поколению. Вспоминаю, как когда-то мы с ним говорили о Пласидо Доминго и Лучано Паваротти. Речь зашла о том, что Евгений Федорович в очередной раз прослушал по радио запись «Фауста» Гуно – с Иваном Козловским в главной партии. И вот он мне говорит: «Поверьте, при всем том, что Доминго и Паваротти великие музыканты и, наверное, Паваротти создан для того, чтобы петь Фауста, – Иван Семенович Козловский лучше всех на свете». Козловский тогда был еще жив, и Светланов при мне повторил эти слова и ему. Это был человек, обожествлявший все лучшее, что есть в нашей культуре, и призванный продолжать эту линию.

Что касается дирижерской манеры Евгения Светланова, то лучшей мануальной техники – понятнее, проще, чем у него, – не было никогда и ни у кого. Все, что делал Светланов за пультом, было глубоко осмысленно и крайне выразительно. Я знаю, как он готовился, причем даже к тем произведениям, которыми дирижировал десятки, сотни раз, а не только к новым: серьезнейшим образом! Он подробно размечал партитуру, слушал записи, он не спал ночами (у него вообще было очень плохо со сном), работая до трех-четырех утра. И всегда был готов. Невозможно было представить, чтобы он вышел к оркестру, «слегка подготовившись», раз-другой открыв партитуру в самолете при возвращении, предположим, в Москву с летнего отдыха на первые концерты сезона. Для него это было недопустимо. И самое главное, все, что делал Светланов, было подкреплено духовной составляющей, которую он открывал в партитуре каждого произведения. Конечно, он великолепно знал историю создания сочинения, – в каких условиях оно возникло, какое место занимает в творчестве композитора и в историческом контексте эпохи, к какому стилю принадлежит и так далее. Но это, так сказать, схоластика, которая еще не гарантирует рождение шедевра музыкального исполнения. Евгений Светланов понимал глубинные вещи: например, что побудило композитора именно к такому акту творческого самовыражения, почему содержание произведения потребовало именно такой, а не иной формы, – скажем, симфонической, а не камерной. С моей точки зрения, то, чем занимался дирижер Светланов, было не только исполнительством. Это было, прежде всего, духовное творчество, в силу чего его искусство и имело такое магическое воздействие. Акт утверждения духовных ценностей, которые представлялись ему очень важными и в искусстве, и в жизни, – для него это было принципиальным делом.

Евгений Светланов был убежден, что его первейшая жизненная обязанность – его миссия, его линия в искусстве, – запись «Антологии русской музыки», которую он, к счастью для всех нас, успел осуществить. А это не 10 и даже не 20 дисков – это 107 выпущенных дисков, записано же, может быть, было и еще больше музыки. Этот титанический и благородный труд достоин огромного восхищения и бесконечного уважения, он на века неразделимо связал два «понятия»: русская музыка и Евгений Светланов.

Те, кто любит музыку, имя Светланова знают и ценят во всем мире. Оно останется навсегда, как бы ни менялись эпохи, способы звукозаписи или системы предпочтений. Имя Евгения Светланова не будет забыто.