«Травиата» Джузеппе Верди остается топом любого хит-парада – что в России, что за рубежом: несмотря на частоту постановок, театры не устают к ней обращаться вновь и вновь. Причина известна: невероятная популярность чарующих мелодий этой истории с ее трагической, понятной всем коллизией и высокой жертвенностью главной героини.

Очередная «Травиата» на российском оперном поле – свежая постановка Красноярского театра оперы и балета, данная почти под занавес прошлого сезона. Постановку Надежды Столбовой можно назвать одновременно и традиционной, и новаторской. На первый взгляд, это – режиссерский театр со всеми его характерными атрибутами: переносом действия во времени, не вполне хрестоматийными образами героев, обилием условности и метафоричности в мизансценах. Но если смахнуть налет модной актуализации, то отчетливо проступает знакомый абрис – щемящая история блистательной Виолетты Валери, где не перевран, не искажен ни один характер, ни один мотив.

Весь спектакль пролетает в одной декорации, которая говорит о многом. Сценограф Вера Мартынова помещает оперу в неуютное пространство – это вроде бы просторная зала некогда роскошного, но находящегося в плачевном состоянии особняка. Стены обветшали, окна заколочены, обои ободраны, повсеместно – кучи мусора, словом, «тлен и запустение». В этой похожей на притон студии бурлит нездоровым весельем полусвет – с грубыми шутками, распитием спиртного, танцульками и обжиманиями по углам. Говорящая картина замечательно характеризует и повседневную жизнь, и внутренний мир главной героини – все вокруг нее суетливо-событийно и… пусто. В душе у Виолетты пустота, разочарование и неверие в возможность чего-то подлинного, в реальность счастья. Она живет по инерции, кружится в привычном мирке, который давно не приносит ей ни малейшего удовлетворения. Даже роскошный (согласно либретто) бал у Флоры происходит здесь же – в этом грязном, обшарпанном, темном зале: показное веселье не меняет сути – героиня по-прежнему одинока и разочарована.

Тем разительней перемена в четвертом акте. Дни Виолетты сочтены, радужных перспектив в ее жизни уже точно не ожидается, но свершилось главное – она полюбила и принесла жертву, угасающая жизнь наполнилась смыслом, а значит, появились надежда и радость. И тронутый ржавчиной разложения зал преображается: он не становится блистательным и уютным – это было бы слишком неправдоподобно, но теперь здесь чисто, опрятно, убраны кучи мусора, а мебель затянута в ослепительно белые чехлы. Героиня обрела душевный мир и покой, главное в ее жизни уже свершилось – и визуальный образ сцены точно отражает это преображение.

Характеры, которыми наделяет своих персонажей Столбова, классичны и весьма выпуклы: уже немолодая, но еще красивая Виолетта – женщина с достоинством и подлинной душевной глубиной; порывистый, нескладный, очень искренний, хотя и не очень умный Альфред – из тех, о ком обычно говорят «молодо-зелено»; надменный, холодный, если не жестокий старший Жермон – человек в маске благопристойности и всяческих приличий. В этом треугольнике режиссеру удается добиться напряжения, высечь искру нефальшивых эмоций – метания героев становятся реалистичными, а оттого интересными зрителю. Столбова чутко отзывается на малейшие нюансы музыки, идет от партитуры, поэтому даже с неординарным визуальным образом ее спектакль – подлинно вердиевский.

У красноярской «Травиаты» масса музыкальных достоинств. Звучание оркестра и хора (хормейстер Дмитрий Ходош) отличает высокий профессионализм, а интерпретация московского маэстро Дмитрия Волосникова по-настоящему захватывает, будоражит – дирижеру удается обострить звуковые контрасты, высветить нежные пиано и сделать жесткими и брутальными форте, добиться превосходного звучания ансамблей и отличного баланса между певцами и оркестром. Крепкий состав компримарио вместе с хором создает надежную вокальную базу всему спектаклю.

С протагонистами не все так однозначно. Кавалеры – молодые певцы красноярской труппы – пока не оставляют впечатления фееричного мастерства, хотя сами по себе голоса хорошие, перспективные. Тенор Сергей Осовин (Альфред) поет ярко, уверенно, захватывающе, однако частенько в его пении явственно слышен носовой призвук, что существенно портит картину, а верхний регистр звучит напряженней, чем бы хотелось. Баритону Андрею Силенко (Жермон) не хватает пластичности, кантиленности в пении, его герой слишком груб не только по образу, но и по вокалу – сыроватому, лишенному благородства, иногда форсированному.

Несовершенства кавалеров с лихвой компенсирует многоопытная Вера Баранова: ее крепкое лирическое сопрано обладает массой достоинств. Ясный, гибкий звук, поставленный на отличное дыхание, превосходная колоратурная техника дают певице техническую свободу – о вокале она не думает, но творит броско, смело, выразительно, ее Виолетта – по праву главное действующее лицо спектакля.