Во главе интернациональной постановочной команды выступила режиссер из Германии Никола Рааб. По ее словам, главной задачей было «рассказать историю Тристана и Изольды в изначальном виде, так, как ее представлял сам Вагнер, не добавляя ничего лишнего и не навязывая неожиданных интерпретаций». Выполнение этой задачи дало впечатляющий творческий результат. Другая огромная удача нового спектакля – вклад в его постановку британца Джорджа Суглидеса, сценографа и художника по костюмам. Содружество названных мастеров театра, а также музыкального руководителя и дирижера постановки Яна Латама-Кёнига, известного по интерпретации «Лоэнгрина» Вагнера на этой же сцене (2008), пришло к счастливой идее оттолкнуться от сценографических решений Альфреда Роллера, положенных в основу исторической постановки Венской оперы 1903 г. Речь идет о спектакле «Тристан и Изольда», режиссером и дирижером которого был сам Густав Малер. Однако Джордж Суглидес вовсе не ставит цель создать копию легендарного спектакля, детально и обстоятельно проработанного в реалистических традициях своего времени и решенного в трехмерном пространстве объемных живописных декораций. В постановке «Новой оперы» идеи Роллера переосмыслены с точки зрения современного, но не утратившего философской романтики спектакля. И чтобы представить то, что видят зрители при поднятии занавеса-панно, удивительно живо и реалистично изображающего морской пейзаж со скалами и сразу настраивающего на романтическую волну, нет ничего вернее, как обратиться к словам самого художника.

Для Суглидеса главной в концепции Роллера становится «идея противопоставления внутреннего мира героев и окружающей действительности»: «Вслед за Роллером я создаю на сцене замкнутое пространство – мир Тристана и Изольды; в финале первого акта оно разрушается в столкновении с жестокой реальностью. Я предпочитаю не погружаться в детали. Главное – подсказанные музыкой эмоции, воплощенные в художественном воплощении спектакля. Вот почему все, что вы увидите на сцене, – абстрактные плоские изображения. В них угадываются очертания каюты корабля, средневекового замка, моря, звездного неба. Закругленный пол – линия горизонта, символизирующего бесконечность, путь к смерти. В целом дизайн костюмов приближен к нашему времени, однако в простоте покроя женских платьев будет ощущаться что-то средневековое». И это действительно так, а логически мощная режиссерско-сценографическая концепция поддержана изумительной работой художника по свету Айвара Салихова: контрасты света и тьмы, взаимоперетекание одной субстанции в другую в этой постановке играют очень важную роль.

В третьем акте некая иллюзорная «визуальная объемность» – обломок лодки, на котором медленно умирает Тристан, и белый березовый лес как временное просветление перед вечной ночью – появляется лишь ненадолго, чтобы снова раствориться в плоской абстракции небытия: смерть Изольды – ее исход в иное измерение, за недосягаемую для живых таинственную черту горизонта. Но тень Изольды не одна: она встречается с другой тенью – тенью Тристана, и две души, познавшие блаженство любви, но так и не соединившиеся на земле, соединяются в вечности. «В партитуре написано, – поясняет режиссер, – что Изольда падает на мертвого Тристана, но мне хочется показать другое. Она просто покидает земной мир, уходит в бесконечность, и это, пожалуй, будет единственным расхождением с оригиналом. Однако, работая над спектаклем, я следую за музыкой Вагнера. Это пожелание маэстро Яна Латама-Кёнига».

А что же сам маэстро? Словно рулевой корабля, на котором Тристан доставляет ирландскую принцессу Изольду, дирижер со знанием дела ведет оркестр через музыкально-философские рифы Вагнера к точке высшей гармонии, которая, как линия горизонта, непрерывно отдаляется, но оркестром «Новой оперы» уже уверенно «схвачена» еще со времени премьеры «Лоэнгрина».

Увы, приглашенные на главные партии исполнители недосягаемую линию вокального горизонта то и дело «возвращают назад». Немецкий тенор Майкл Баба зауряден и маловынослив для такой изматывающей партии, как Тристан. Сопрано швейцарской певицы Клаудии Итен в партии Изольды предстало не в меру голосистым, пронзительно резким, «разрезающим воздух». Оба – замечательные актеры, но их вокальные воплощения – всего лишь скороспелые эрзацы.

Партию Короля Марка – не такую масштабную, но все же третью по значимости, – весьма мастеровито, с удивительно цельным психологическим погружением в образ представил Евгений Ставинский. В заключение упомянем вполне осмысленные вокальные работы Елены Свечниковой (Брангена), Олега Шагоцкого (Курвенал) и Александра Скварко (Мелот) и дождемся, когда в партиях влюбленного дуэта выйдут на сцену солисты «Новой оперы»: творческий потенциал труппы в этой постановке явно не исчерпан.

Фото Д. КОЧЕТКОВА