Отечественная крайне скупая на названия «россиниана» традиционно была «вещью в себе», доморощенным продуктом, ориентированным исключительно на внутреннее потребление. Ситуация стала кардинально меняется лишь относительно недавно, и уровень интерпретации нынешней «Итальянки» уже явно претендует на звание продукции европейского качества. Его весьма неожиданным гарантом выступает режиссер-постановщик Евгений Писарев, художественный руководитель Московского драматического театра им. Пушкина. Опыты драматических режиссеров в опере всегда достаточно рискованны, но на этот раз мы имеем дело с феноменальным исключением.

Постановочная команда Е. Писарева, в состав которой вошли сценограф Зиновий Марголин, дизайнер костюмов Виктория Севрюкова, художник по свету Дамир Исмагилов и режиссер по пластике (хореограф) Альберт Альберт, предлагает публике сыграть веселую и необычную шахматную партию с эндшпилем, разработанным хитроумной итальянкой Изабеллой. Ловко одурачивая алжирского бея Мустафу, она спасает попавших вместе с ней в плен соотечественников и своего возлюбленного Линдора, давно томящегося в рабстве у бея. Фабула наивнейшего либретто шита белыми нитками, поэтому, спокойно и взвешенно уходя от реалистичности, к ней и надо относиться просто, как к игре, как к драгоценной безделушке в восхитительной музыкальной упаковке.

Режиссерско-сценографический язык шахматной абстракции дополнен гротеском мизансцен и тонкими пластическими решениями в прорисовке образов. Арабское и европейское не просто причудливо перемешано и вступает в явно абсурдный диалог – противопоставление африканских «варваров» и цивилизованных итальянцев налицо. Костюмам присуща как яркая арабская цветистость, ведь предполагается, что события происходят во владениях алжирского бея, так и черты привычного нам европейского гардероба с отголосками современного Россини XIX века.

Сценический занавес – символическое черно-белое шахматное поле. На авансцене у правой кулисы – столик с шахматами. Пространство театральной сцены – основное поле разыгрываемой партии, на котором перемещаются гигантские шахматные фигуры и появляется ограниченно скупой вспомогательный реквизит: ширмочки опять же в виде шахматных досок и подиум-ковер для возлежания. Никакой мебели на сцене больше нет: иллюзия смены обстановки достигается за счет световых эффектов и пространственных модификаций названных предметов. Сцена представляет из себя очень живописное зрелище, ведь на ней царит полная эклектика: алжирцы преспокойно себе уживаются с итальянцами, а евнухи из гарема бея – с его рабами и совсем не грозными, а откровенно комичными пиратами.<

Тюрбан Мустафы в форме пешки красноречиво говорит о том, что он – король, который в конечном счете станет пешкой. Стратегической наступательной инициативой владеет королева: ее роль в силу обстоятельств пришлось примерить на себя отважной Изабелле. В опасной игре ее обожаемый Линдор – благородный и неунывающий офицер, ее официальный по правилам европейского этикета спутник Таддео – тупая «непробиваемая» ладья, а носящийся с пикой по сцене капитан пиратов Али – шахматный конь. Планы женитьбы Мустафы на Изабелле терпят предвиденное для зрителя фиаско, а Эльвира, разжалованная жена Мустафы, из пешки снова превращается в королеву.

Перед самым побегом пленников на сцене появляется огромная фигура поверженного шахматного короля. На его пяте мы видим три полосы итальянского флага, а Изабеллу в последней арии вдруг охватывает порыв патриотизма. Кораблем, даже целой флотилией, увозящей итальянцев, пока оболваненный бей усердно исполняет возложенные на него Изабеллой обязанности «папатаччи», становятся все те же шахматные фигуры. И комизм ситуации усиливается тем, что Изабелла, Линдор и «каймакан» Таддео – этот чин мнимый «дядя» Изабеллы получает от Мустафы в знак глубокого расположения к ней – уплывают на последнем утлом суденышке в виде полой подставки шахматной фигуры, в которой еще совсем недавно Мустафа на наших изумленных глазах принимал пенную ван

Подлинная сенсация премьеры – Максим Миронов, приглашенный на партию Линдора. Драматургически она не самая эффектная в опере, хоть и одна из главных, зато ее вокально-технические и тесситурные сложности весьма существенны, и М. Миронов, снискавший признание на ведущих европейских сценах в качестве изысканно-благородного россиниевского тенора, справляется с ними, словно играючи, создавая притягательный образ романтически-мечтательного ге

Партия Изабеллы и вправду королевская – и по масштабам, и по музыкальному материалу. И в стилистическом аспекте Елена Максимова выглядит в ней даже гораздо более эффектно, чем в образе субретки Розины. Но вместо достаточно высокого, практически сопранового звучания ее голоса хотелось бы и в партии Изабеллы слышать первозданное колоратурное контрал

В комическом образе Мустафы неотразимым лицедеем предстает Дмитрий Степанович, но, как всегда, его вокал оказывается интонационно неточным и чрезмерно «перебирающим» с точки зрения усердного стремления к стилистической адекватности. Напротив, очень тактичен в этом отношении Евгений Поликанин в партии Таддео. Особого акцента заслуживает ажурная проработка ансамблей и хоров (хормейстер – Станислав Лыков), а также прозрачное звучание оркестра под управлением Феликса Коробова

фото О. Черноуса