Если на Западе на роль главного новогоднего спектакля в музыкальном театре претендуют два произведения – для детей это «Гензель и Гретель» Гумпердинка, а для взрослых «Летучая мышь» Штрауса, – то в России бесспорным фаворитом и детей, и взрослых является «Щелкунчик» Чайковского, балет, без которого, кажется, невозможно представить декабрьскую афишу отечественных театров. Однако теперь Щелкунчик не только танцует, но и поет, благодаря предпринятой в «Новой опере» революционной попытке. Здесь переделали суперпопулярный балет в оперу, и это, пожалуй, первый эксперимент подобного рода в практике мирового музыкального театра. Переделок опер в балеты немало, некоторые из них вполне удачны и благополучно прижились, но вот на обратное не решался еще никто.

Известно, что значительную часть музыки «Лебединого озера» Чайковский заимствовал из собственноручно уничтоженной своей второй по счету оперы «Ундина», которой в целом остался крайне недоволен. Но у «Щелкунчика» совсем другая история: «Щелкунчик» сразу создавался как балетное произведение со своей драматургией, акцентами и гипертрофированной ролью оркестра. Для того, чтобы из него «скроить» оперу, необходимо было не просто написать слова к красивым мелодиям, а капитально «перелопатить» все произведение и сымитировать свойственную Петру Ильичу легкость и естественность. Эта авантюрная идея показалась вполне реализуемой хореографу Алле Сигаловой, много лет назад уже ставившей в «Новой опере» «Травиату», и художнику Павлу Каплевичу – они и взялись за нелегкую работу, в результате чего родился необычный полуторачасовой спектакль «Щелкунчик. Опера», пришедшийся впору не только к новогодним мероприятиям, но и к грядущему 175-летию со дня рождения Чайковского.

Сюжет сохранили почти неизменным, часть номеров из балетного дивертисмента второго акта перенесли в первый, а драматическую кульминацию – бой с мышами, напротив, из первого во второй, оркестровку существенно облегчили, партитуру сократили, и самое главное – добавили вокальную строчку, где-то задействовав основную мелодическую линию, где-то подголосок, поменяв тональный план некоторых фрагментов так, чтобы певцам было удобно петь. Эту титаническую работу проделал московский композитор Игорь Кадомцев, максимально выявляя оперный потенциал произведения. Кадомцеву удалось создать иллюзию предназначенности музыки «Щелкунчика» для пения, хотя и не во всем. Например, «Испанский танец» был почему-то отдан колоратурному сопрано (Ольга Ионова), отчего совершенно потерялся характер этой огненной музыки – она получила несвойственное ей инженю-кукольное звучание. Волшебный сон Маши, напротив, получился чрезмерно драматичным, в его кульминации героиня стала напоминать Лизу из «Пиковой дамы» в трагической для нее Сцене у Канавки. Наиболее гармонично звучит вокальный «Вальс цветов», в то время как «Вальс снежных хлопьев» Кадомцев оставил чисто инструментальной музыкой, изъяв из нее имеющийся у самого Чайковского вокализ (хор детских голосов). Возможно, стоило сохранить хотя бы некоторые балетные номера из дивертисмента тем, чем они изначально и являлись, – спектакль от этого бы только приобрел, тем более что в развитии сюжета они не играют никакой роли, выполняя декоративную функцию. И все же музыкальная редакция кажется удачной, в отличие от примитивных стихотворных текстов Демьяна Кудрявцева.

Атмосферу сказочности, ожидания чуда удалось воспроизвести, главным образом, за счет сценического оформления (сценограф Николай Симонов, свет – Айвар Салихов); изяществом отличаются костюмы Каплевича – в некоторых явно угадываются дягилевские мотивы. Мышиной баталии как таковой, к сожалению, в спектакле нет: ограничились компьютерной видеопроекцией на задник, по которому бежит нескончаемым потоком серое воинство, а трехголового монстра-короля явили куклой с мигающими красными глазками-светофорами: испугать ею едва ли возможно.

Музыкально спектакль добротен: Дмитрию Юровскому во главе оркестра удалась выгодная подача вокалистов и одновременно сохранение духа хрестоматийного балетного «Щелкунчика». «Сладкий» тенор Алексей Татаринцев лепит из титульного персонажа подлинно романтического героя, а Андрею Бреусу удалось привнести зловещие интонации в мелодику Дроссельмейера, который уже не кажется однозначно добрым магом. Удачны и женские роли (Маша – Виктория Шевцова, Фриц – Любовь Ситник, Мама – Екатерина Миронычева и др.), хотя по выразительности они несколько уступают двум главным кавалерам. Эксперимент театра Евгения Колобова возвращает коллектив к одной из главных идей его создателя – дарить публике новые произведения.

Фото Даниила Кочеткова