Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко еще в советское время имел склонность к французскому репертуару гораздо большую, нежели другие отечественные театры: на его сцене шли оперы и оперетты Бизе, Массне, Оффенбаха и других французских композиторов. Этот интерес труппа сохранила и позже: в постсоветские четверть века здесь ставились «Кармен» и «Фауст», «Вертер» и «Таис», «Сказки Гофмана» и «Пеллеас и Мелизанда», «Медея», на камерной сцене – ставились «Кармен» и «Фауст», «Вертер» и «Таис», «Сказки Гофмана» и «Пеллеас и Мелизанда», «Медея», на камерной сцене – раритетные «Сократ» Сати и «Бедный матрос» Мийо, «Китаянки» и «Исправившийся пьяница» Глюка, его же «Орфей». Поэтому появление в афише «Манон» Массне, третьей за последние годы оперы композитора, которого не очень-то ставят в России, удивления не вызвало: скорее, родилось ощущение гармоничной завершенности – без этого названия репертуар театра был явно неполон. Секрет феномена прост: долгие годы в репертуаре «Стасика» держалась постановка Льва Михайлова – красивый, успешный спектакль с блистательной парой протагонистов: Галиной Писаренко и Анатолием Мищевским, и название словно приросло к театру – его завсегдатаям всегда подспудно хотелось, чтобы оно вновь вернулось. И хотя формально в сегодняшней афише оно и присутствовало – ведь с лета 2014 года на сцене театра идет одноименный балет Кеннета Мак-Миллана с музыкой именно Массне, – вожделели именно оперы, изящной французской оперы о сомнительных нравах и больших чувствах.

Воплотить непростую задачу («Манон» – пятиактная опера, весьма населенная и продолжительная) в «Стасик» вновь позвали латвийского режиссера Андрейса Жагарса, который делал здесь к недавнему вагнеровскому юбилею «Тангейзера» (в некотором смысле самую французскую оперу немецкого гения). С темой как таковой Жагарс работал и ранее – несколько лет назад для Таллина он сделал спектакль по одноименной опере Пуччини: эстонская «Манон Леско» в его исполнении гастролировала в Минске, где ее и довелось посмотреть автору этих строк. Обе «Манон» написаны на один сюжет, но каждый меломан прекрасно знает, что нет ничего более полярного, чем эти два произведения, – страстный, на грани эмоционального срыва опус итальянца и нежный, мягкий, сладостный опус француза. Однако решения у Жагарса для обеих «историй Манон Леско и кавалера де Грие» оказались идентичными: перенос в веселую эпоху 50–60-х годов прошлого века, когда Европа, отойдя от ужасов мировой бойни, наконец вздохнула полной грудью, почувствовала пьянящий вкус свободы и удовольствий бюргерского бытия. Эпоха сексуальной революции, раскрепощения, вседозволенности, воспевание безответственности – все эти мотивы режиссер находит совместимыми с ароматом романа аббата Прево. Вечные спутники Жагарса – сценограф Рейнис Суханов и художник по костюмам Кристина Пастернака – успешно визуализируют ощущения: в серой бетонной коробке современного городского вокзала, рынка или храма (пространство моментально оборачивается то одним, то другим) ядовитыми цветами распускаются экстравагантные, если не вычурные, почти от-кутюр костюмы не только героев, но и хора с массовкой, – яркие, попугаичьи, необычные по крою. Причем у каждого свой, индивидуальный – фантазия Пастернаки рождает целую галерею кричащих неординарностей. Также и режиссер дает каждому свою историю, биографию – хор-миманс у него не монолит, но собрание индивидуумов.

В образах, особенно женских, моментально узнаются знаменитые дивы французского кинематографа – Бардо, Денёв или Синьоре. Все это, безусловно, хорошо и красиво, эстетично, и можно было бы поверить режиссеру, утверждающему, что «похожая история могла бы произойти в 1960-е годы. Эта яркая эпоха запечатлена в фильмах. Многие коллизии оперы выглядят на редкость современными. Столица всегда манит провинциалов и пьянит их мечтой об успехе». Одно лишь возражение: по Жагарсу, «слишком большой отрезок времени отделяет нас от XVIII века», а с эпохой 1960-х «мы знакомы и чувствуем ее близость», но это противопоставление выглядит надуманным. Для современного зрителя 1960-е почти так же далеки, как и XVIII век, – это в любом случае стилизация, игра в ушедшую эстетику, забавный прикол, не отнимающий смыслов у оперы Массне, но и не прирастающий ими.

Вкус к французской музыке, который есть в «Стасике», не изменил театру и на этот раз. Томная, нежная, взволнованная, ароматная музыка Массне была исполнена оркестром и хором под управлением молодого маэстро Тимура Зангиева практически эталонно – много внимания к деталям, тех тонких кружев, без которых французскую лирическую оперу играть вообще нельзя, а уж Массне и подавно. Молодая солистка Мария Макеева создала образ страстной Манон, у которой не только флирт и деньги на уме, но и подлинные чувства: яркий и красивый голос звучал уверенно, изящно справляясь с верхами. Обычно не блещущий Чингис Аюшеев очень стильно спел Де Грие, нигде не погрешив против эстетики. Фееричен актерски и вокально маститый Андрей Батуркин (Леско), при всем опыте сохраняющий молодость в звуке и пластике.