Постановщиком спектакля выступила главный балетмейстер театра, петербурженка Надежда Калинина, за плечами которой десятки работ в разных театрах, как российских, так и зарубежных, – среди них Мариинский, Театро де Лирико (Кальяри), «Астана Балет». О новом спектакле балетмейстера – в беседе, которая состоялась после премьеры.

 – Надежда Станиславовна, всякая история имеет начало. Как родилась идея вашей постановки?

– Борис Львович Ротберг, бывший на тот момент директором театра, предложил поставить в юбилейном сезоне современную авторскую редакцию «Эсмеральды» на новую музыку, задумав таким образом провести параллель с тем спектаклем, которым балетная труппа театра в своем время открывалась и который шел в постановке Бурмейстера на музыку Пуни-Дриго.

– Работая над постановкой, вы как-то перекликались в своих художественных идеях с той, классической? Или ваше хореографическое произведение написано «с чистого листа»?

 – С чистого. Абсолютно. Причем во всех планах. У нас изменился сюжет, появились новые персонажи. Главное в романе Гюго – Собор Парижской Богоматери, и его в нашем спектакле олицетворяют горгульи-хранительницы Собора. Мы их оживили, превратив в главных персонажей спектакля. Такого никто еще не делал ни в одной постановке.

Получил значимую танцевальную партию Квазимодо. Мы сделали трагический финал, который приближает нас к замыслу Гюго, – как и у него, наша Эсмеральда умирает. Таким приближением к оригиналу стал и образ Клода Фролло, который в классической балетной постановке является второстепенным, с чем я не согласна: в романе, на мой взгляд, он является одним из главных персонажей, через общение с которым катализируются и плохие, и хорошие качества остальных персонажей. У нас получился достаточно противоречивый Фролло, интересный мне самой.

– Как вы сами определяете жанр и стиль вашего балета?

– Меньше всего мне хотелось бы сделать сказочку с хэппи-эндом. Мы придали «Эсмеральде» мистический характер, что, с одной стороны, необычно и непривычно для публики, а с другой, если мы говорим о Нотр-Дам де Пари, – логично. Мистика у нас получилась за счет зловещих горгулий, весьма активно действующих в спектакле и являющихся в самые драматические моменты будто ниоткуда. На создание соответствующей атмосферы работали и очень зрелищные декорации замечательного художника из Петербурга Сергея Новикова. Придуманные им сложные металлические конструкции двигались, трансформировались в сумраке свечей… Так что, думаю, можно определить наш спектакль как готику.

– В нем звучит музыка Сен-Санса, Форе, Франка, Бизе, Массне, Пуленка, а также Штрауса и Грига. Как формировалась эта своеобразная музыкальная «компания» и принимали ли вы участие в создании музыкальной партитуры?

 – Не просто принимала участие – я ее создавала. И это стало самым сложным, я бы сказала – кровавым, процессом в ходе постановки. Подбирала я материал сутки напролет, исходя из либретто и собственных идей. Безусловно, у меня были помощники. Это дирижер Антон Легкий, сейчас много работающий в Европе. Это Аркадий Пакулевич, который делал купюры и подгонял темпы. Это петербургский саунд-дизайнер Владимир Бычковский, оформляющий многие спектакли с использованием качественных фонограмм лучших исполнений. Так что работала целая команда.

– Почему театр не пошел в этой постановке по пути работы с «живым» оркестром?

– В Омском музыкальном театре небольшой оркестр, а я выбрала достаточно сложные симфонические произведения, которые качественно исполнить непросто. Вот мы и решили, что обойдемся фонограммой. Хотя это только сказать легко: обойдемся. Если кому-то покажется, что сделать фонограмму проще, чем работать с оркестром, то – нет! Произвести купюры, перейти из тональности в тональность, привести все к стилистической цельности как раз проще с оркестром. Но мы выбрали другой путь, и в нем есть весомый плюс: пусть в записи – но зритель Омска услышит в великолепном исполнении гениальные произведения.

– А как в многочисленную компанию выбранных вами французских композиторов попал, например, Иоганн Штраус?

– Сама не ожидала (смеется). Но его музыка абсолютно «легла» на образ Эсмеральды, каким он мне видится. Надо сказать, что музыка каждого композитора является в нашем спектакле лейтмотивом определенного персонажа. Сезар Франк «отвечал» в основном за переживания и страдания Клода Фролло. Форе – за линию Флер-де-Лис и Феба, органная симфония Сен-Санса стала знаковой в сцене в Соборе и определяла взаимоотношения тех, кто чище и добрее всех остальных – Эсмеральды и Квазимодо.

– В вашем интервью, предваряющем премьеру, я прочитала, что в своей постановке вы хотели бы изменить амплуа ведущих артистов этого театра. Удалось это сделать?

– Удалось, и, на мой взгляд, на 100 процентов. До «Эсмеральды» я поставила в Омском театре четыре балета – «Обнаженное танго», «Бухгольц», «Шинель», «Идиот», и мне хотелось раскрыть его артистов в непривычных для них амплуа, в которых они, может быть, даже сами себя представить не могли, и тем самым максимально раскрыть их актерскую индивидуальность. Из красавца-премьера Валентина Царькова я сделала Квазимодо, из лиричного Андрея Матвиенко – обуреваемого злыми страстями Клода Фролло. Сначала было не то чтобы сопротивление, а – недоверие, неуверенность в том, что мы на правильном пути. Но по мере приближения к премьере артисты все больше погружались в предлагаемые обстоятельства, и в итоге смогли выразить себя в новом амплуа максимально.

– Чем для вас и для театра стала эта постановка? Ведь каждая работа что-то привносит в понимание художником самого себя, дает новый опыт и ему, и театру.

– Каждый балет – это мой ребенок, которого я вынашиваю. Иногда этот процесс проходит более болезненно, иногда – менее. «Эсмеральда» был болезненным ребенком, что я даже связывала с той мистикой, которую привнесла в спектакль. Но мы все преодолели. Что еще важно? Я стала знатоком французской и немецкой музыки. Мне удалось привлечь в театр новые силы. У нас достаточно небольшая труппа для того, чтобы ставить масштабные спектакли, и мы пригласили десять человек из омского института культуры. В некотором роде мы рискнули, но то, как работали ребята, мне понравилось, поэтому, надеюсь, что кто-то из них войдет в штат театра – и это очень важный результат постановки. Пополнить труппу молодыми перспективными артистами – не просто приятно, это жизненно необходимая потребность любого театра.

На снимках: Н. Калинина в репетиционном зале; Сцена из спектакля «Эсмеральда». Е. Жигалова – Эсмеральда, В. Царьков – Квазимодо