– Тимур, как так получилось, что за дирижерский пульт симфонического оркестра вы впервые встали в возрасте 7 лет?

– По счастливой случайности. Я хоть и родился в Москве, первые шаги в музыке делал во Владикавказе. В четыре года начал заниматься скрипкой – родители брали мне частные уроки, а в семь поступил в музыкальную школу при Владикавказском колледже искусств им. В. Гергиева, где моим педагогом стал Леонид Гурджибеков. Случайность же заключалась в том, что в тот год отмечался юбилей школы и на торжественном концерте решили воплотить идею передачи дирижерской палочки от старшего поколения музыкантов младшему. Леонид Георгиевич был режиссером концерта – меня выбрали как ребенка, которому можно было доверить продирижировать нечто небольшое и несложное на четыре четверти. На концерте исполнялся такой номер: в коду финала Пятой симфонии Чайковского вплетался поздравительный хор на осетинском языке. Со вступлением этого хора на сцене должен был появиться я и, если так можно выразиться, всем этим дирижировать. Предварительно меня показали педагогу по дирижированию Тамерлану Хосроеву, чтобы он поставил мне эти четыре четверти, после чего я смог бы выйти к оркестру. Он со мной немного позанимался и сказал, что мальчик со всем справится, никто ни с кем на сцене не разойдется, все будет в порядке. Собственно, так и случилось. А потом Тамерлан Тотурбекович на последующие пять лет стал моим наставником по дирижированию, хотя я и продолжал упорно осваивать скрипку. Возможно, он увидел во мне какие-то задатки и решил продолжить эксперимент.

– Выходит, о дирижировании вы поначалу не думали?

– Да о чем я мог в том возрасте думать! Меня после того концерта спросили: «Тебе понравилось дирижировать?» – «Да». – «Хочешь этим заниматься?» – «Хочу». Назвать этот ответ осознанным выбором тогда было, конечно, нельзя. После пятого класса мы окончательно перебрались в Москву. Я перевелся в музыкальную школу Академического музыкального колледжа при консерватории и окончил ее как скрипач. В колледже учился на теоретическом отделении, и этот выбор был уже абсолютно осознанным: случайный, но благодатный импульс к дирижированию, данный мне в семь лет, не пропал даром. К этому времени я понимал, как важно для дирижера глубокое знание теории. А в Московскую консерваторию я поступил именно на дирижерское отделение, так что все в моем образовании, я считаю, шло последовательно и вполне логично.

– Каких учителей вы приобрели в Москве?

– Еще в школе мне снова улыбнулся случай: я познакомился с прекрасным педагогом и дирижером Анатолием Абрамовичем Левиным. Он стал моим педагогом и в колледже. Именно по его совету – правда, на тот момент это уже совпадало с моим собственным огромным желанием – я и поступил в консерваторию. При этом сбылась моя заветная мечта: я оказался в классе Геннадия Николаевича Рождественского. В силу объективных причин – весьма почтенного возраста маэстро – наши уроки редки, но зато они всегда становятся откровением. Эти занятия невероятно интересны и содержательны, они подлинная школа дирижерского мастерства.

– Как вы оказались в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко?

– На должность дирижера-ассистента был объявлен конкурс, причем узнал я о нем опять же случайно. Я пошел на конкурс, особенно не рассчитывая на успех: куда там в 18 лет стать дирижером театра! Предварительно я посоветовался с Анатолием Левиным, и он мудро заметил: тебя не возьмут, но ты все равно иди – тебя хотя бы узнают и, возможно, поставят на заметку. Но меня взяли, и это произошло как-то неожиданно спокойно, даже буднично. Так что в 2011 году я поступил в консерваторию, а уже на втором курсе пришел в театр. Сейчас у меня два спектакля, которые я веду самостоятельно, – «Веселая вдова» Легара и «Севильский цирюльник» Россини. В скором времени должен появиться Моцарт – давняя постановка оперы «Так поступают все женщины». Есть и спектакли, в которых я второй дирижер. Это детский спектакль «Знакомство с оркестром», а также диптих из современных опер «Песни у колодца» Леры Ауэрбах и «Слепые» Елены Лангер. Он был поставлен в прошлом году, и так случилось, что премьерой выпало дирижировать мне (это был непредвиденный форс-мажор). Напополам с другим дирижером сегодня я также веду балет «Майерлинг» на музыку Листа, но выполняю и непосредственные функции ассистента, проводя репетиции и других спектаклей.

– Текущие репертуарные планы театра и есть сфера вашей востребованности в нем, а нет ли у вас мечты о какой-то конкретной постановке?

– Я об этом еще не думаю, вернее, нет времени об этом думать. Сейчас меня очень хорошо нагрузили работой, и это просто замечательно! Я невероятно этому рад и очень дорожу оказанным доверием. Конечно, в музыкально-постановочном плане всегда хочется что-то сделать самому, но всему свое время: пока я набираю опыт и многому учусь. В этом отношении значимость работы начинающего дирижера в музыкальном театре просто неоценима: театр для дирижера чрезвычайно важен.

– Тем не менее в прошлом году как дирижер-постановщик вы сделали «Скупого» Василия Пашкевича в Тольятти…

– Это был филармонический эксперимент, но все же больше спектакль, чем концерт, хотя оркестр и располагался на сцене. Уже не первый год на две-три недели мы собираемся в Тольятти на ежегодный молодежный фестиваль («мы» – это музыканты не только России, но и других стран), самозабвенно репетируем с утра до вечера и представляем несколько разных программ. В прошлом году дирекция филармонии (организатор фестиваля) решила собрать небольшую оперную труппу и по случаю отмечавшихся 270-летия со дня рождения Василия Пашкевича и 230-летия оперы «Скупой» исполнить эту оперу со своим собственным оркестром. Подобный формат, кажется, был реализован здесь впервые. Лично для меня опыт обращения к старинной русской музыке XVIII века оказался очень интересным и увлекательным.

– К чему из вашего нынешнего репертуара в театре душа лежит больше всего?

– Мне интересна разная музыка, и то, чем я занимаюсь сейчас в театре, – не исключение. К примеру, меня очень привлекает симфоническая музыка Листа, ведь оркестровки его великолепных фортепианных произведений, которые легли в основу трехактного балета «Майерлинг», не могут оставить равнодушным.

– Есть ли для вас разница в дирижерской специфике оперы и балета?

– Конечно, есть. Опера для меня привычнее и естественнее, несмотря на то, что требует гораздо более тонкой и серьезной дирижерской настройки. Балет – нечто принципиально новое, хотя «растеряться» в нем я не успел и с каждым разом вникаю в его сущность все больше и больше. Очень хорошо, что первым моим опытом стал не классический балет, прочтение которого требует особой выверенности и точности. С точки зрения балетной специфики дирижирование драмбалетом, а к этому жанру как раз и относится «Майерлинг», намного проще.

– Что сегодня для вас в приоритете: оркестровая яма музыкального театра или симфонический подиум?

– Трудно сказать. Если бы меня об этом спросили за год до того, как я пошел на конкурс в театр, о театре я бы даже и не подумал, назвав симфонический подиум. Но сейчас я настолько вжился в театр, настолько втянулся в процесс, что эта работа стала частью меня, она для меня чрезвычайно интересна и важна. Конечно, оптимально было бы совмещать одно и другое.

– После вашего «Севильского цирюльника» в конце прошлого сезона мне показалось, что вы основательно прониклись «упоительным Россини». Ваш ли это композитор?

– Россини мне приятен, но чтобы очень уж тянуло им дирижировать, сказать не могу. Я всегда больше любил драматичную музыку второй половины XIX – начала XX века: и оперную, и симфоническую, в большей степени русскую, чем зарубежную. Но сказанное вами о «моем» «Цирюльнике», думаю, связано с тем, что двумя апрельскими спектаклями в нашем театре дирижировал Альберто Дзедда. Я был настолько вдохновлен, поражен свежестью и новизной его трактовки, что, признаюсь, просто влюбился в эту музыку, в каждый ее такт. Я посещал все спевки маэстро с солистами, все его оркестровые репетиции и все режиссерские репетиции, в которых он участвовал, и удивлялся той мощной энергетике, что исходила от него, несмотря на солидный возраст. Если вам показалось, что мне удалось настроиться на волну музыки Россини, то я рад.

– Вы вставали за дирижерский пульт оркестра Мариинского театра – это правда?

– Дважды, и в обоих случаях это было участие в концертах по приглашению Валерия Гергиева. Первый раз – в Страсбурге, в концерте памяти жертв трагедии в Беслане, второй – в концерте, посвященном 150-летию со дня рождения осетинского поэта Косты Хетагурова, который проходил на Новой сцене Большого театра.

– А с камерными оркестрами выступали?

– По линии фестиваля «Москва встречает друзей» меня неоднократно приглашал Владимир Спиваков. Первый раз я дирижировал оркестром фонда «Русское исполнительское искусство», а затем уже и «Виртуозами Москвы». На фестивале в Ницце, куда я попал в составе российской молодежной делегации, выступал в сборном концерте с Камерным оркестром Монте-Карло. Раз-два за сезон я выступаю в Самарской государственной филармонии – дирижирую и симфоническим оркестром, но в последние годы сосредоточился в основном на камерных программах. Все это вносит большое разнообразие в творчество.