– Сергей, что привело вас в профессию – осознанность или случай?

– Случай. Вначале я выбрал скрипку, но в ранние годы перестройки купить инструмент родители мне просто не могли. Голос у меня был с детства: в студии эстрадного жанра в родном Лермонтове – это в Ставропольском крае – песенки на школьных мероприятиях я пел уже с 9 лет. Когда мне исполнилось 16, по совету одной нашей знакомой мама привезла меня на прослушивание в училище в Минеральных Водах. Я приехал с магнитофоном, включил фонограмму и спел «Памяти Карузо». Мне сказали, что у меня тенор, и порекомендовали поступать. Моим первым педагогом по академическому вокалу стала Ольга Федоровна Миронова: с ней я постепенно и начал учиться «соединять звуки». В моей жизни многое случилось рано. В 17 лет я спел первую оперу под оркестр: это был моцартовский «Директор театра» на сцене училища. А в 18 у меня уже был Альфред в «Травиате» Верди на сцене местного театра оперетты.

– После окончания училища в Минеральных Водах вы сразу приехали в Москву?

– Да. И это было уже полностью осознанным решением. С Московской консерваторией мне чрезвычайно повезло: я поступил с первого раза. Два года обучался в классе Петра Ильича Скусниченко, а затем у Юрия Александровича Григорьева, в прошлом замечательного драматического баритона Большого театра. Оглядываясь назад, я осознаю, что они учили меня очень правильным и нужным вещам, но тогда я, по-видимому, еще не был по-настоящему готов к пониманию их методик и воспринимал их с большими сложностями. Ни в коей мере не пытаясь принизить вклад обоих педагогов в мое становление как оперного певца, все же должен сказать, что технику вокала мне дал Дмитрий Юрьевич Вдовин: именно он сумел подобрать заветные ключики к моему голосу, после чего все как-то сразу встало на свои места.

– Как вас свела судьба с этим педагогом?

– Это случилось на студенческом конкурсе вокалистов &laquoBella voce» в Москве. Выступил я, на мой взгляд, неважно, но тем не менее занял второе место. Дмитрий Вдовин был членом жюри, и я, зная его опыт в подготовке вокалистов, сам подошел к нему с просьбой, чтобы он меня послушал и дал совет. Это решение было мотивировано тем, что я слышал многих его учеников, когда еще на третьем курсе училища приезжал в Москву на мастер-классы Международной школы вокального мастерства на базе ГМУ им. Гнесиных: их пение сразу же вызвало у меня необычайный восторг. Дмитрий Вдовин откликнулся на мою просьбу, и мы стали заниматься. К счастью, он услышал в моем голосе что-то такое, чего не услышали другие, а я почувствовал огромное доверие к нему и, наконец, обрел понимание того, что от меня требуется.

– Как вы сочетали занятия с новым педагогом и учебу в консерватории?

– Поступить в консерваторию для меня оказалось гораздо легче, чем ее закончить. На пятом курсе я принял решение перевестись в Академию хорового искусства, в класс Дмитрия Вдовина, который преподавал там уже давно. Диплому консерватории я предпочел диплом академии и о своем выборе нисколько не жалею, ведь образовательная база академии, которая за последние годы выпустила весьма впечатляющую плеяду певцов, не менее серьезна и основательна, чем в консерватории. В тот момент с консерваторией все оказалось очень напряженно еще и потому, что именно на пятом курсе мне представился дебют в «Ла Скала», что, как вы понимаете, относится к редчайшим в жизни удачам, особенно для студента. Но в консерватории дипломный курс исключал такую перспективу, а в академии я, напротив, нашел помощь и всяческую поддержку. Уже после дебюта в «Ла Скала» Академию хорового искусства я окончил в положенные сроки.

– Но ведь еще до «Ла Скала» вы были и солистом «Новой оперы»…

– Действительно, я пришел туда на четвертом курсе консерватории и в качестве солиста оставался на протяжении двух сезонов. Работать в этой труппе мне очень нравилось, но я вынужден был уйти, так как практически невозможно было договориться с администрацией о совмещении работы здесь и за рубежом. Моей первой большой партией в этом театре стал Граф Альмавива в премьере «Севильского цирюльника» Россини. Это был конец октября 2008 года, а уже в апреле 2009 года состоялся мой дебют в «Ла Скала». Это снова была партия в опере Россини – Граф Либенскоф в «Путешествии в Реймс». Но еще до «Ла Скала», в ноябре 2008 года, партию Графа Либенскофа я спел в двух небольших итальянских театрах – в Йези и Тревизо, и эти спектакли были постановками Молодежной программы фестиваля в Пезаро с солистами Россиниевской академии, а дирижировал ими Денис Власенко. (В тот же год в августе Власенко стал первым русским дирижером, дебютировавшим на фестивале Россини в Пезаро – И.К.). Спев тогда шесть спектаклей, партию Графа Либенскофа я обкатал довольно основательно, но тем не менее к выходу в ней на сцену «Ла Скала» готовился с особым усердием – под руководством Дмитрия Вдовина.

– Партия Графа Либенскофа стала для вас поистине судьбоносной. А как вы получили приглашение на нее в «Ла Скала»?

– Очень помогло то, что весной 2008 года, еще до моего дебюта в «Севильском цирюльнике» в «Новой опере» и первой моей итальянской серии «Путешествий в Реймс», эту партию в концертном исполнении оперы я дважды спел в Москве в рамках Международной школы вокального мастерства. После этого проекта я и обрел своих агентов, которые мною заинтересовались и стали представлять меня за рубежом. И уже после партии Тебальда в концертном исполнении «Капулетти и Монтекки» Беллини на открытии сезона Московской филармонии 2008/2009 года они решили, что я непременно должен поехать на прослушивание в «Ла Скала»: там как раз искали тенора на партию Графа Либенскофа. Я приехал и на прослушивании, которое проходило прямо на сцене «Ла Скала», всю партию спел практически без перерыва.

– Волновались?

– Прослушивание проходило утром, когда голос обычно звучит еще не так свободно и уверенно, как вечером, а ведь партия эта очень высокая. Но, как ни странно, у меня не было страха: на сцену «Ла Cкала» я просто вышел и пел. Тогда я был уверен в себе и спокоен, так как четко осознавал, что эта партия была уже просто впета в мою кровь. Голос в ней звучит у меня в любое время суток: разбуди хоть ночью – спою! Каким-то внутреннем чутьем я ощущаю ее абсолютно естественным попаданием в десяточку. Некое легкое здоровое волнение, в основном, связанное с ответственностью момента, конечно, присутствовало, но на прослушиваниях на сценах больших театров я обычно никогда не нервничаю. А тогда, кажется, больше меня волновался агент, находившийся за кулисами. Уже значительно позже, в начале 2012 года, партию Графа Либенскофа в результате замены мне единожды довелось спеть с Альберто Дзеддой. Это было в Бельгии, в Генте. Маэстро провел со мной целый урок перед спектаклем, очень много поправив в моем исполнении, но после спектакля остался мной вполне доволен.

– Что вам особенно запомнилось в миланской постановке?

– Не побоюсь быть банальным и отвечу так: все! Я пел во втором составе, но мне довелось репетировать и с первым. Мои коллеги по сцене в обоих составах были очень сильные, а партию Графа Либенскофа я пел в очередь с Дмитрием Корчаком, правда, в серии из десяти спектаклей моими были только три. Два месяца мы все работали в необычайно дружной атмосфере, оба состава тесно общались между собой – это было чудесное время! С Патрицией Чьофи, выступавшей в первом составе в партии Коринны, я уже был знаком ранее: мы пели с ней «Капулетти и Монтекки» в Москве. Но из этого же состава меня также всячески поддерживали и Даниэла Барчеллона (Маркиза Мелибея), и Анник Массис (Графиня ди Фольвиль). Да, в общем, все мне очень помогали, видя, что я совсем еще молодой, ведь на сцену «Ла Скала» я впервые вышел в 24 года! Правда, к тому времени я уже довольно неплохо владел итальянским. Годом ранее у меня была страховка на партию Ленского в «Карло Феличе» в Генуе, и два месяца, что я провел тогда в Италии, я посвятил интенсивному изучению языка, а активную разговорную практику набирал уже позже в Йези и Тревизо. Но и будучи в Милане, языку уделял каждую свободную минуту.

– Продолжилось ли ваше сотрудничество с театром «Ла Скала»?

– Были планы, связанные с партиями в операх Россини «Золушка», «Севильский цирюльник» и «Дева озера», но в «Ла Скала» буквально сразу после «Путешествия в Реймс» неожиданно сменился директор по кастингу, с которым у меня сложились хорошие отношения. Так что теперь все надо начинать заново. Но это нормально: театр есть театр.

– А каков круг вашего нынешнего репертуара?

– Из русского репертуара я пока спел только Ленского в «Евгении Онегине» Чайковского, Моцарта в «Моцарте и Сальери» Римского-Корсакова и Молодого цыгана в «Алеко» Рахманинова. Кстати, партия Молодого цыгана стала моим зарубежным оперным дебютом: это было концертное исполнение с Российским национальным оркестром под руководством Михаила Плетнева на фестивале в Сан-Себастьяне в Испании. Сейчас я больше стараюсь держаться Моцарта и Россини. В следующем сезоне наряду с Моцартом появится еще и Глюк. Несмотря на удачный дебют в «Ла Скала» именно в россиниевском репертуаре, отношения с Россини у меня были разные: были и трудные времена. Но теперь я уже окончательно убедился в том, что партии Россини я петь могу, что россиниевский голос у меня есть. И очень важной для себя считаю партию Линдора в «Итальянке в Алжире», которую на премьере в Москве спел впервые в своей жизни. Эта премьера придала мне необходимую уверенность в себе. Недавно состоялся не менее важный для меня дебют в Большом театре: на сей раз в партии Итальянского певца в «Кавалере розы» Рихарда Штрауса. Я много пою по контрактам и в России, и за рубежом, и такое творческое состояние мне по душе.