Для инаугурационного спектакля в зале «Стравинский», что сюрреалистически возник «из ничего» во внутреннем дворе усадьбы Шаховских-Глебовых-Стрешневых после многолетней реконструкции здания по Большой Никитской, худрук «Геликона» Дмитрий Бертман выбрал «Садко» Римского-Корсакова – оперу национальную, эпическую, населенную яркими образами (как сказочными, так и вполне реалистическими) и напоенную первоклассной музыкой, ставящуюся на наших сценах в последние десятилетия, увы, совсем не часто (сегодня она в репертуаре лишь трех российских театров – Мариинского, Саратовской оперы и Красноярской). Тем самым «Геликон» поддержал хорошую традицию, когда новые (или восстановленные) оперные площадки в России открывают подзабытыми национальными шедеврами: Новую сцену Большого – «Снегурочкой», Историческую – «Русланом и Людмилой», Мариинку-2 – «Русалкой» Даргомыжского.

Однако на самом факте обращения к неходовому по нынешним временам национальному репертуару, за что театру, конечно, честь и хвала, восторги приходится и завершить: сколь в целом удачно сценическое воплощение редкой оперы в «геликоновском» варианте, столь же настороженное восприятие вызвало его музыкальное решение – а говорим мы все-таки об опере, о музыкальном театре, где никакие чисто театральные удачи ни в коей мере не компенсируют музыкальные неоднозначности. Колоссальную фреску Римского-Корсакова ополовинили, изрядно купировав многочисленные корсаковские «божественные длинноты» (посчитав их, видимо, слишком скучными для «нынешнего племени»), оставив только сверхпопулярное, шлягерное, отчего общее впечатление примерно такое же, как если бы вместо «Анны Карениной» или «Войны и мира» вам предложили полистать подборку комиксов на те же сюжеты. В результате некоторые драматические линии остались для зрителя совершенно непонятными, «просевшими», в особенности для зрителя нового, для которого, казалось бы, оперу и облегчали, а кое-кто из не самых неважных персонажей (прежде всего Нежата, чья партия, моды ради, отнята у контральто и передана контратенору) превратился в эпизодическое недоразумение с неясными функциями.

Перед премьерой (для прессы и в программке к спектаклю) Дмитрий Бертман настойчиво проводил параллели между эпическими операми русского классика и вагнеровской музыкальной драмой, что само по себе достаточно спорно. И если еще в идейном плане (миф как источник либретто, сюжетные аналогии, философия) такое сопоставление имеет право на существование, то с точки зрения музыкального языка, музыкального метода – едва ли: даже системой лейтмотивов Вагнер и Римский-Корсаков пользуются совершенно по-разному, не говоря уже о богатейшей фольклорной основе у русского композитора и полном ее отсутствии у немецкого. Но даже если оставить за скобками музыковедческие сомнения и противоречия, то последовательности в реализации собственных лозунгов у «Геликона» не наблюдается: облегченный вариант «Садко» лишился «вагнеровского» пафоса, музыкального многословия как системной черты партитуры, избыточного любования колористическими красотами собственно звука, при этом возможности оркестра театра сегодня таковы, что с этими задачами он вполне бы справился (дирижировал молодой Валерий Кирьянов).

Настаивал Бертман и на вагнеровском характере вокала в «Садко», предполагающем преимущественно героические, драматические голоса, с чем невозможно не согласиться. И в истории русского музыкального театра именно такая трактовка образов этой оперы имела место и была весьма убедительна, когда даже изрядно изобилующую колоратурой партию Волховы исполняли крепкие сопрано – такие как Тамара Милашкина в Большом или Валентина Цыдыпова в Мариинке, не говоря уже о титульном герое, которого воплощали такие мощные тенора, как Ершов, Ханаев, Нэлепп, Атлантов или Галузин. Однако на пресс-показе «Геликон» предложил сплошь лирические голоса в центральных партиях, и если Лидия Светозарова, безусловно, с партией Волховы справилась достойно благодаря отличной технике и пусть не стенобитному, но яркому и концентрированно-всепроникающему звуку, то юный Игорь Морозов исполнял партию Садко на пределе возможностей, заметно утяжеляя и огрубляя свой красивый лирический голос, но необходимой мощи, брутальности, залихватской удали в пении так и не добившись. И уж совсем не убеждала Любава Юлии Горностаевой – не только явным переигрыванием (постановщик настаивал на приземленности и даже истеричности ее героини), но и очень посредственным пением.

Если же воспринимать оперу, не обращая внимания на музыку, как сейчас, увы, принято повсеместно, то геликоновский «Садко» – яркое, динамичное шоу, со множеством чудес и превращений на новой высокотехнологичной сцене. Художники Татьяна Тулубьева и Игорь Нежный придумали перекличку между древним Новгородом и залом «Стравинский» – и там, и там центральное место занимает стрельчатое крыльцо усадьбы Шаховских красного кирпича. Невероятно красиво подводное царство, в котором заметны аллюзии на классические постановки «Садко» далекого прошлого, а «доклады» заморских гостей (бесспорные хиты оперы) обыграны с изяществом и выдумкой.

Фото Антона Дубровского. На фото: слева — Садко (И.Морозов), в центре — Веденецкий гость (М. Перебейнос).