Поздний шедевр великого итальянца дважды ставился в Мариинке: в 1894-м – через год после мировой премьеры и под управлением Эдуарда Направника, и в 2006 году, когда режиссером выступил Кирилл Серебренников. Его спектакль – несомненная удача в новейшей истории театра, он запомнился забавными находками и блестящей игрой исполнителей главных персонажей. Супруг кумушки Алисы – ревнивец Форд появлялся на кабриолете марки Ford, планы наказать толстяка Фальстафа подруги обсуждали, сидя в парикмахерской под «колпаками» для изысканных причесок, а роль главного героя стала одной из лучших ролей Виктора Черноморцева, воплотившего ее с особым юмором и неподражаемой харизмой. Третий «Фальстаф» получился иным, весьма далеким от серебренниковской сатирической «комедии положений». Итальянская команда во главе с режиссером Андреа де Роза, ранее ставившим в Мариинском театре «Симона Бокканегру», предложила красивое действо, наполненное не только по-итальянски яркими светом и красками, но и проникновенным лиризмом.

Говоря о Фальстафе, Верди отмечал, что он должен одновременно вызывать и смех, и сочувствие, и что, несмотря на обилие искрометных шуток, которыми снабдил либретто Арриго Бойто, в этой истории есть грусть по уходящему времени. Воспитанник Академии молодых певцов Мариинского театра Вадим Кравец, сменивший заболевшего Романа Бурденко, прилежно и честно пропел свою партию, не переходя при этом строгих академических границ. Его Фальстаф больше напоминал рефлексирующего интеллигента, нежели уверенного в собственной неотразимости самовлюбленного старика. И даже девицы в откровенных нарядах, сидящие в первой сцене у героя, отнюдь не придавали ему дон-жуанского шарма. Гротескное начало было завуалировано и у других персонажей. Знаменитые реплики riverenza («мое почтение») у миссис Квикли (Анна Кикнадзе) звучали без привычно ожидаемого ерничания, по-деловому сухо и сдержанно. Алиса Форд, «мозговой центр» виндзорских кумушек в исполнении великолепной драматической певицы и актрисы Татьяны Сержан, явно превосходила как своего незадачливого соблазнителя, так и собственного супруга (Форд – Ефим Завальный). Момент, когда в третьем действии Алиса усаживалась в кресло, где ранее восседал Фальстаф, подчеркивал, кто подлинный хозяин положения. В извечном противостоянии мужского и женского сильный пол постоянно терпел сокрушительное поражение. И даже с виду хрупкая, трепетная дочь Алисы Нанетта (превосходное попадание в образ Анны Денисовой) безо всяких усилий манипулировала своим возлюбленным Фентоном (Илья Селиванов), то провоцируя его к решительным действиям (вторая сцена I акта), то, наоборот, слегка его отстраняя. А уж у недалекого доктора Каюса (Андрей Зорин), претендовавшего на руку Нанетты, и вовсе не было шансов на успех, что сразу становилось понятно.

В качестве основного плацдарма художник-постановщик Симоне Маннино выбрал полукруглую конструкцию, которая служила то интерьером для трактира, то крепостной стеной в парке, поворачивалась то вогнутой, то выпуклой сторонами. Сверху на стене было сооружено нечто вроде балкона, откуда артисты хора и миманса наблюдали за происходящим. Во втором акте, где по сюжету требовалось создать дополнительные загородки, появлялись ширмы – за ними удачно прятался то пришедший к Алисе Фальстаф, то жаждущий свидания с Нанеттой Фентон. В третьем акте, действие которого происходит в темноте, от конструкции остался собранный из планок каркас, и внутри него затаились пришедшие наказать Фальстафа герои. Аллесандро Лаи придумал костюмы броских цветов – малиновые, желтые, голубые, зеленые, они удачно сочетались, подчеркивая именно итальянский колорит сцен.

Особого упоминания заслуживает великолепная работа Валерия Гергиева. Оркестр звучал легко, даже воздушно и очень пластично, создавая изумительные тембровые обрамления голосов (среди массы находок, например, во второй картине II акта – соло жалующегося на коварство женщин Фальстафа в унисон с фаготом). Все невероятные красоты, которыми Верди любовно наполнил свою последнюю крупную партитуру, были бережно выявлены и показаны дирижером, крепко державшим динамику спектакля, – так, что невозможно было ни на минуту отвлечься. Даже сложнейшая финальная фуга – хвала юмору и смеху – прозвучала необыкновенно стройно и оттого особенно захватывающе.

Фото Валентина Барановского