Венгерский мэтр новой музыки, в этом году отметивший 90-летие, – композитор в основном камерный, немалую долю в списке его опусов занимают многочастные циклические сочинения. Среди них – «Фрагменты из Кафки», завершенные Куртагом около трех десятилетий назад. И только теперь силами международного дуэта в составе петербургского скрипача Владислава Песина и немецкой вокалистки Аннет Эльстер состоялась российская премьера.

«Тот, кто читает Кафку, должен как бы… музицировать одновременно, – заметил австрийский писатель Йозеф Рот еще в 1924 году. – Он должен достичь выразительности до такой степени пластичной, чтобы всякому повороту слова и мысли сообщить звучание – как иной раз один лишь вид собора побуждает нас слышать незримые, лишь воображаемые колокола». Дьёрдь Куртаг сделал это воображаемое звучание реально слышимым, причем музыкальное воплощение текста конгениально.

Как известно, Куртаг собирал свою коллекцию кратких фрагментов из Кафки – из его дневников и писем, и именно эта коллекция впоследствии была озвучена в виде сорока музыкальных эпизодов, разнородных по длительности и объединенных в четыре блока. Исполнителям «Фрагментов» ставятся сложнейшие задачи: кроме чисто технической стороны, превышающей все мыслимые и немыслимые пределы, предполагаются и элементы актерского мастерства (пояснения даются в ремарках). Этот по сути экспрессионистский опус требовал особого пространства – традиционный академический зал подобной музыке, замешанной на вокально-инструментальном театре, совершенно не идет. Поэтому показ прошел на театральной «Электролестнице», где можно было использовать верхнюю и нижнюю площадки. Певица постоянно перемещалась (и размеренным шагом, и бегом) снизу вверх и обратно, создавая пространственные эффекты в звучании голоса. А голос у Аннет Эльстер исключительно богатого тембра, сильной подачи и точной интонации. Кажется, даже Sprechstimme у нее выверено и дозировано: столько-то процентов речи и сколько-то вокала. Впрочем, и скрипач Владислав Песин показал отточенность техники, осмысленность каждого звука, благородство экспрессивно-эмоциональной стороны. Но самое главное – это, наверное, взаимодействие голоса и скрипки (эго и альтер эго). И еще – оригинальная идея фрагментарности как принципа построения формы, причем формы асимметричной, открытой во времени-пространстве.

Владислав Песин, рассказывая о циклической композиции Куртага, цитировал пространное высказывание известного переводчика Кафки Герберта Ноткина, которое стоит частично повторить: его наблюдения иной раз ценнее музыковедческих изысканий.

«Было неоднократно замечено, что творчество Кафки фрагментарно, но все-таки фрагменты этих "песен" как-то уж очень отрывочны и разнородны: там законченный афоризм, тут строчка из письма или фраза из дневника – или всего лишь слово. Как Куртаг выбрал и соединил их? Как "озвучил"? Ведь и музыкальные номера странноваты, "каприччиозны": то строго отмерены по тексту, то оставляют породившие их и уже отзвучавшие слова далеко позади и улетают жить своей собственной жизнью. Но у кого же не бывало так, что уже отзвучали слова, а в душе еще долго волнуются, не утихают, не умолкают их звуки, вскипают, меняют оттенки, переливаются во что-то другое?.. Вот и еще одна особенность этого цикла: он "двухголосный" – поет человеческий голос и поет скрипка. И они не всегда друг с другом согласны и не всегда поют вместе…

Природа вещей Кафки не совсем обычна. Кафка не писал слова, он претворялся в слова, перетекал в них, как сон в явь. Его образы возникают на границах светотени, возникают, как картина Дали, "за секунду до пробуждения", они прозрачны и чудовищны. Неслучайно в его дневниках так много снов, а его творчество называют сновидческим. Это выходят на дневную поверхность невидимые ночные тени, это изливается та магма подсознания, которая неслышно плещет под тонкой серой коркой нашего рассудка. Писатель видит эти тени, композитор слышит эти всплески, истоки творчества – в этой глубинной магме. Изливаясь в разных руслах, ее неостывающие потоки могут снова соединиться, так возникают песни… "Песни" Кафки – это песни неуюта».

Текстовые фрагменты, действительно, разрозненные и разностильные, но объединенные сильным экзистенциальным чувством. Вот некоторые из них в переводе Герберта Ноткина.

«Истинный путь идет по канату, натянутому не на высоте, а над самой землей. Кажется, он предназначен не для того, чтобы на него вступали, а для того, чтобы об него спотыкались».

«Сейчас, вечером, посидев за штудиями с 6 утра, я заметил, что моя левая рука уже некоторое время обнимает из сочувствия пальцы правой».

«Заснул, проснулся, заснул, проснулся, проснулся, проснулся, проснулся, проснулся, жалкая жизнь»!

«Леопарды врываются в храм и, вылакав все из жертвенных сосудов, опустошают их; так повторяется снова и снова, в конце концов это уже можно предсказать заранее, и это становится частью церемонии».

В музыке Куртага, впрочем, такая разнородность практически не ощущается, все фрагменты монтируются самым естественным образом.

А теперь – слово исполнителю цикла Владиславу Песину.

– Владислав, вы периодически меняли одну скрипку на другую. В чем смысл чередования двух одинаковых инструментов?

– Действительно, в трех номерах я использовал вторую скрипку, и связано это со скордатурой (перестройкой инструмента). Перестроенная скрипка затем откладывается до следующей пьесы, где понадобится тот или иной измененный строй, и это у автора прописано в партитуре. Куртаг очень виртуозно пользуется скордатурами. Например, две нижние струны настраиваются на октаву, и получается двойной бурдон (струна g – на терцию вниз, струна d – на секунду вверх). В результате в строе e-e-a-e можно одновременно и играть мелодию, и аккомпанировать себе пиццикато на открытых струнах. Небольшой экскурс в историю: в XVII веке был такой скрипач, виртуоз и выдающийся композитор Генрих Игнац Франц фон Бибер.

– …Авангардист своего времени.

– Да, именно. И он сочинил цикл Rosenkranz-Sonaten для скрипки, знаменитый тем, что каждая соната была написана в собственном строе. То есть для удобства исполнения этого цикла нужно 6-7 инструментов. Суть в том, что первая соната и заключительная Пассакалия написаны в обычном строе, а остальные – каждая в своей скордатуре. Это дает инструменту изменение не только строя, но и отчасти тембра, резонанса. В «Фрагментах» Куртага этот эффект тоже немаловажен.

– Вы играли с Аннет Эльстер впервые или и раньше сотрудничали с ней?

– Я познакомился с ней два года назад, в ноябре 2014-го был проект Московского ансамбля современной музыки в музее Raketen Station Hombroich, куда нас пригласил Кристоф Штауде – замечательный немецкий композитор и мыслитель, владеющий несколькими языками. Аннет Эльстер – его спутница жизни, выдающаяся певица. Она блистала на оперных сценах Европы и Америки (и Северной, и Южной), а лет пятнадцать назад в основном сконцентрировалась на камерных программах, поет в том числе современную музыку, очень много преподает. У нее своя собственная методика обучения дыханию у вокалистов. Кроме всего прочего, она входит в Совет по культуре Дюссельдорфа. После концерта МАСМ, беседуя, мы с ней вспомнили, что в 2016 году юбилей у Куртага, и решили попробовать сделать этот рискованный проект. «Фрагменты» из Кафки» – невероятно, экстремально сложный цикл, а мы живем в разных странах. К счастью, у меня были свои параллельные проекты в Германии, и каждый раз, когда выпадала возможность, я приезжал в Хомбройх на 3-4 дня порепетировать (всего было четыре таких встречи). В апреле этого года мы сыграли в Хомбройхе концерт для друзей, затем уже были концерты в Москве, Санкт-Петербурге, Берлине. В июле в немецком городе Гёрлиц мы сделали запись (компакт-диск, надеюсь, выйдет в следующем году). Кстати, Аннет Эльстер с Кристофом Штауде еще в 2008-м записали потрясающий диск авангардной русской музыки (Николай Рославец, Николай Обухов, Иван Вышнеградский и другие). К сожалению, он до сих пор не издан, но есть вероятность, что выйдет тоже в будущем году.

– Они интересуются русской музыкальной культурой?

– Да, причем Кристоф прекрасно разбирается и в русской поэзии, мы проводили совершенно фантастические вечера. Очень любит Скрябина, вообще все, что у него связано с Россией, воспринимается сквозь призму скрябинского творчества. Соответственно, ему близка вся постскрябинская линия.

– В чем, с вашей точки зрения, специфика звучания голоса Аннет, специфика ее таланта?

– У нее очень глубокий, бархатистый тембр и огромный диапазон, она может петь и очень низкие, и очень высокие партии. Это большая редкость. Сама она определяет свой голос как драматическое сопрано. Но я думаю, что при всех его достоинствах Куртаг рассчитывал на более высокий и более легкий голос. По сути у нее голос вагнеровский. Аннет – профессионал высочайшего уровня не только в плане вокальной техники. Она и замечательная актриса, в свое время исполнившая немало заглавных оперных партий. Режиссеры ценят ее не в последнюю очередь как человека, который может ярко воплотить сценические идеи. В Куртаге были моменты, когда это очень ощущалось и очень помогало. Аннет интуитивно чувствует волну, с ней можно делать какие-то вещи не сговариваясь, на ходу. При этом она контролирует каждое мгновение пребывания на сцене. Мы, конечно, старались следовать тексту Куртага в деталях. Но мало обо всем договориться, сверх этого необходимо присутствие некоего импровизационного начала, живого дыхания, без чего нет настоящего искусства. Для меня всегда очень ценно, когда в партнере по ансамблю есть спонтанность. Мне кажется, это главное, ради чего мы выходим на сцену.

– Что вас привлекает в творчестве Куртага?

– Кроме «Фрагментов», мне довелось играть несколько его камерных вещей. Пару лет назад приезжал швейцарский дирижер Оливье Кюанде, и МАСМ играл с ним в том числе миниатюры Куртага, которые мне очень понравились. Я не могу сказать, что знаком со всем его творчеством, но «Фрагменты из Кафки» – это, безусловно, веха. По уровню сложности это все равно, что выучить как минимум концерт Бартока. Очень много работы, на освоение сочинения ушло около полутора лет, а это большой кусок жизни. Жаль, что у нас музыка Куртага звучит исключительно редко, мне самому еще предстоит ее открывать.

На фото Олимпии Орловой – В. Песин, А. Эльстер