С Ольгой Ростропович, художественным руководителем Центра оперного пения Галины Вишневской, я намеревался беседовать после премьеры. Однако неожиданно разговор состоялся буквально за полчаса до нее. Уже сидя в зрительном зале и мысленно прокручивая беседу, тон которой хозяйка оперного дома задала по-европейски деловым, но весьма открытым и искренним, я постепенно подходил к осознанию того, что уже сейчас в отношении новой постановки сделано немало, однако предстоит сделать еще больше. Реальная картина выпуска премьеры и объективных трудностей, поведанная без глянца идеализации, как раз и есть тот тернистый процесс творчества, который всегда вызывает подлинное уважение.

– Ольга Мстиславовна, в 2003 году постановка «Руслана и Людмилы» стала первой премьерой в этих стенах. Почему вы снова обращаетесь к этому названию?

– Фактически это не была постановка: речь тогда шла лишь о полуконцертном исполнении с оркестром – в костюмах, но без декораций. По прошествии десятилетия мы решили не только подвести некоторые итоги нашей деятельности, но и взять новый старт, ведь опера эта – огромная, и партии в ней, хотя и благодатны для голоса, чрезвычайно сложны для певцов. Что было тогда и на что мы способны сегодня – именно это и стало отправной точкой осуществления нынешнего проекта. Возьмите любую партию в этой опере: Руслана или Людмилы, Ратмира или Гориславы, Фарлафа или Финна – все они ведь не только сложны, но и масштабны, требуют длительного присутствия певца на сцене. Понятно, что для наших молодых артистов, которые никогда еще не несли на себе груз такого большого спектакля, это является серьезным испытанием. Никто из певцов просто еще не имел такого опыта.

Моей маме всегда было свойственно все делать на уровне высоко поднятой планки требований, профессионально и красиво, поэтому за десятилетие у нас появилась своя публика, которой мы очень дорожим. Но эта публика подчас забывает, что на сцене – студенты, что, возможно, кто-то из них выходит на сцену впервые, что, наконец, мы являемся учебным театром. Более половины участников этого спектакля никогда не пели на сцене с оркестром и не выходили в костюмах (особо замечу, впервые они их надели лишь за два часа до генеральной репетиции). Для исполнителей партий Руслана, Ратмира, Финна и Баяна это вообще первый спектакль, который они поют от начала и до конца. Так что волнение перед премьерой просто безумное, тем более что ее дата приурочена ко дню рождения Галины Павловны Вишневской. И я вправду верю, что она нас сверху благословляет, помогает нам. Этот спектакль мы сделали за шесть недель буквально из ничего. Это было подвижничество всего коллектива, который, чтобы успеть к назначенной дате, работал над выпуском на каком-то необъяснимом порыве денно и нощно.

– Постановочную команду «Руслана и Людмилы» формировали вы?

– Режиссер-постановщик Михаил Полищук был приглашен еще до моего назначения художественным руководителем, но этот выбор меня полностью устраивает, ведь с этим режиссером у нас уже был опыт успешной работы над диптихом одноактных опер Шостаковича «Игроки» и «Большая молния». С художником-постановщиком было много вариантов, планы то и дело менялись, и кандидатура Андрея Климова, когда-то прекрасно оформившего у нас постановку оперы Эренберга «Вампука, невеста африканская», возникла в самый последний момент. Художника пригласила уже я, но сроки поджимали: эскизы и макеты нужно было как можно быстрее пускать в производство. И произошло невероятное: с момента включения художника в работу до выдачи им полного комплекта эскизов декораций, костюмов и вспомогательного реквизита прошло всего 12 дней!

– Концепцию будущего спектакля вы проговаривали с постановщиками?

– Безусловно, ведь я являюсь художественным руководителем Центра оперного пения, а значит, ни один вопрос, тем более творческий, пройти мимо меня не может. С самого начала вся идея обсуждалась со мной. И мы сразу договорились, что в новой постановке должны быть и сказка, и волшебство, и богатство костюмов, и яркие постановочные моменты. Обоюдный творческий процесс шел как на стадии обсуждения эскизов костюмов, так и на стадии принятия макетов декораций. Цель наших усилий была проста и бесхитростна – заполучить в репертуар спектакль для семейного просмотра, чтобы родители спокойно могли приводить к нам детей, не опасаясь за то, что они могут увидеть на сцене.

– Можно ли считать новый спектакль своего рода противовесом нашумевшей постановке Большого театра, мягко говоря, весьма и весьма странной?

– Никакого противовеса никому и ничему нет и быть не может. Я не вступаю ни с кем ни в какое соревнование. Я просто делаю свое дело, делаю то, что считаю нужным сообразно своим убеждениям и принципам – ничего более. Мама всегда говорила, что нельзя насмехаться над гениями. Хочешь что-то сделать этакое – сделай свое, но не трогай великие произведения. Правда, слово «современно» – вовсе не синоним слова «плохо». Вот и наша сказка в чем-то современна, но при этом ее постановка эстетична, красива. Она не разрушает ни традицию, ни сюжетную основу, ни гармонию музыки. Она доносит до слушателя абсолютно те смыслы, что заложили в партитуру композитор и либреттист.

– Есть ли в партитуре купюры помимо вынужденных купюр танцевальной музыки, и как решается проблема с хором?

– В условиях нашего учебного театра купюры, конечно же, есть, но незначительные, без потерь в сюжетной канве, а известные арии, ансамбли и хоры остаются на своих местах. Хористы – это опять же наши студенты. Понятно, что хора в спектакле всегда хочется больше, чем имеем, но опыт адаптации уже есть, справляемся и с этим.

– За дирижерским пультом оркестра – молодой талантливый маэстро Александр Соловьев. Это тоже ваш выбор?

– Да. Александр Соловьев сотрудничает с нами уже давно – раньше он занимался нашим хором, – так что это очень близкий для всех нас человек. Пока этот спектакль будут вести два дирижера – Александр Соловьев и Ярослав Ткаленко, который работал над многими нашими предыдущими постановками. Когда уже создан собственный оркестр, можно целенаправленно думать и о других приглашенных дирижерах, но это задача на будущее.

– Довольны ли вы тем, что показал оркестр на генеральной репетиции?

– Возможно, я удивлю вас своим ответом: нет! Но в этом как раз ничего удивительного и нет. На своей первой оперной постановке наш собственный оркестр внутри себя пока еще не созрел в полной мере, и наивно было бы думать, что все сразу получится легко и изящно. Музыкантам нужно время, чтобы притереться друг к другу, сыграться. Но при этом, сколько бы ни было репетиций и повторов спектаклей, оркестр в любом случае должен постоянно играть так, будто это происходит для него в последний раз. Нашим молодым певцам, делающим свои первые шаги в опере, со стороны оркестра нужна очень сильная поддержка. Оркестр – это подушка для солистов, и она должна быть как можно более удобной и мягкой. Что-то в этом плане уже начинает получаться, но процесс этот длительный. Да и вообще: довольными собой и своими достижениями быть нельзя. С появлением такого ощущения обычно заканчивается творчество.

* * *

Творчество в Центре оперного пения вышло на качественно новый виток с появлением в нем собственного оркестра. Я слышал его самый первый концерт и теперь с первыми тактами увертюры к «Руслану и Людмиле» поймал себя на мысли, что оркестр зазвучал несколько мягче, прозрачнее с точки зрения акцентов и прослушиваемости инструментальных групп. Это открытие было весьма приятным еще и потому, что в Центре оперного пения оркестровая яма очень сильно заглублена, и даже мощный звук, который приходится на достаточно малый объем зрительного зала, всегда доносится откуда-то из глубины. Так что оркестр постепенно адаптируется к условиям своей главной оркестровой ямы. Вообще, Александр Соловьев обладает достаточно сильным даром дирижерской передачи, и это сполна ощущалось в многочисленных ансамблях, симфонических эпизодах оперы и в том, каким деликатным старался быть оркестр, когда аккомпанировал солистам: именно старался, ибо успех здесь пока еще неустойчивый, переменный. Но в целом серьезная работа дирижера уже отчетливо слышна в оркестровой игре.

Сказка «Руслан и Людмила», несомненно, удалась на славу – прежде всего, благодаря режиссеру и художнику. Начинается спектакль как театр в театре: под музыку увертюры молодые артисты – наши современники – перевоплощаются в сказочных оперных персонажей, и с первой картины (гридницы киевского князя Светозара) до последней, когда сюжет возвращается к месту своей завязки, вступает в права театр настоящий, в смысле – сказочный. Оперная история излагается с доброй улыбкой, а отчасти и с иронией, проходя через положенный ряд волшебных коллизий, сценографически и режиссерски выдержанных со вкусом и с большим пиететом не только к Глинке, но и к Пушкину (хотя, как известно, поэма и опера на либретто, большей частью написанное поэтом В. Ширковым на основе разработанного композитором сценария, – далеко не одно и то же).

Замечательные костюмы в псевдорусском, восточном и «скандинавском» стилях, лаконично-абстрактная, но вполне функциональная сценография и реквизиторское обеспечение создают театральное пространство, в которое сразу погружаешься как-то легко и беззаботно. Все же как здорово, что на сей раз обошлось без «концептуальных подходов» и «привнесенных смыслов», что можно было просто прийти на спектакль и увидеть то, что имеет самое прямое отношение к опере «Руслан и Людмила». В век тотальной моды на режиссерский музыкальный театр это уже большая, я бы даже сказал, непозволительная роскошь!

Певцы со своими вокальными и актерскими задачами в первом приближении справились неплохо, однако вокальная доводка более высокого порядка – это как раз то, чем им предстоит еще скрупулезно заниматься от спектакля к спектаклю. Определенный вокальный опыт был заметен в трактовках Елены Бондарь (Людмила) и Ирины Моревой (Горислава). В положительном аспекте, пожалуй, даже большем, чем Владислав Попов (Фарлаф), сразу в двух партиях – Финна и Баяна – запомнился Дмитрий Мазанский. Явно заинтересовали Давид Целаури (Руслан) и Наталья Зимина (Ратмир): в таких важных ролевых дебютах это была их небольшая, но значительная победа. Конечно, пока они показали лишь относительно «спокойные» ученические трактовки: артистический кураж и психологическое наполнение образов могут прийти лишь с опытом. И в этом отношении ничего лучше не придумано, как снова и снова выходить на сцену и петь.