– Наталья Владимировна, какие главные цели и задачи вы ставите перед собой на сегодняшний день?

– Я хочу сделать филармонию таким культурным центром, куда ходить будет престижно, модно, интересно, где люди будут получать не только удовольствие, но новые знания и высокие впечатления. Чтобы человек, выбирая, куда пойти вечером после работы, в первую очередь изучал бы афишу филармонии.

Конечно, у нашей филармонии, которой уже 75 лет, остается просветительская миссия – она первостепенна. Потому что ожидать, что все вокруг вдруг полюбят серьезную музыку, излишне самонадеянно. Филармоническую публику надо формировать, воспитывать. Сегодня в Улан-Удэ на одного филармонического зрителя приходится восемь театральных, и нам нужно делать все для того, чтобы поправить эту статистику в пользу филармонии.

У нас, к сожалению, по финансовым причинам нет возможности содержать свой оркестр. Так что пока единственный путь – приглашать музыкантов из других городов и стран. Но здесь тоже есть свои проблемы. Звездные коллективы – те, кого все знают и любят, – стоят дорого. Есть очень хорошие менее известные и поэтому более доступные для приглашения на гастроли музыканты, но и в этом случае требуются весьма серьезные расходы – надо, например, подключать рекламу, вести грамотный маркетинг.

Мы живем далеко от Москвы, что во многом осложняет нашу ситуацию: транспортные расходы высоки. Один билет от Москвы до Улан-Удэ стоит очень дорого, и, скажем, пригласить московский оркестр для нас просто неподъемно. Поэтому мы ищем разные пути – например, сотрудничаем с Московской государственной филармонией. Благодаря ее федеральному проекту «Звезды XXI века» к нам приезжали замечательные молодые артисты – Филипп Копачевский, Иван Почекин, в прошлом сезоне был камерный оркестр Musica Viva под руководством Александра Рудина. Иногда нам помогают спонсоры, еще более важна для нас поддержка Министерства культуры Республики Бурятия и лично министра Тимура Цыбикова, который понимает всю трудность нашего положения. Ведь – хочу подчеркнуть – если многие другие филармонии формируют репертуар, опираясь в основном на собственные коллективы, то у нас такой возможности нет в принципе. Так что постоянно приходится «включать креатив»: как при минимуме возможностей сделать интересный для публики проект.

– У филармонии совсем нет своих артистов?

– На сегодняшний день у нас нет ни одной артистической ставки, работаем как продюсерский центр. До реорганизации, которая произошла 1 октября прошлого года, при филармонии существовал базовый коллектив – Театр-студия «Уракшаа». Это, по сути, эстрадный коллектив с этническим уклоном, объединивший выпускников эстрадного отделения Восточно-Сибирской государственной академии культуры и искусств, не имеющий ничего общего с теми традиционными академическими коллективами, которые обычно присутствуют в филармониях. Сейчас ребята работают в Государственном бурятском драматическом театре.

– Получается, симфоническая музыка в последние годы вообще не звучала в Улан-Удэ?

– Нет, звучала, потому что у нас есть Бурятский государственный академический театр оперы и балета им. Г.Ц. Цыдынжапова. В 2011 году он открылся после шестилетней реконструкции. В течение года театр возглавлял Антон Лубченко (ныне художественный руководитель и главный дирижер Приморского театра оперы и балета во Владивостоке): он сделал ставку на оркестр, и в итоге люди стали приходить на симфонические программы. Можно упомянуть еще и концерты в рамках Байкальского рождественского фестиваля, когда к нам приезжал Иркутский губернаторский оркестр. Но в основном классическая музыка у нас представлена гастролирующими музыкантами-солистами или камерными ансамблями. Так, в апреле 2013 года у нас выступил, например, Квартет им. Д. Ойстраха. Надо сказать, что за предыдущее десятилетие люди как-то отвыкли ходить на концерты, в которых исполняется живая музыка, но мы возвращаем эту традицию. До работы в филармонии я занималась организацией международного фестиваля «Голос кочевников» (в этом году он пройдет в шестой раз и уже как филармонический фестиваль – проект перешел к филармонии), и с самого начала приоритетом для меня было именно живое исполнение. В Улан-Удэ очень любят вокал, как оперный, так и эстрадный, но пение сопровождают фонограммы – практика живых концертов академической, эстрадной, джазовой музыки ушла. Да, регулярно выступает оркестр бурятских народных инструментов при театре «Байкал», позволяющий вживую услышать музыку бурятских и монгольских композиторов...

– В советское время все, наверное, было иначе?

– Я этот период не застала – была еще маленькой, но могу сказать, что тогда ситуация была иной. По крайней мере все коллективы, которые существуют сейчас в Улан-Удэ – и при театре «Байкал», и при Бурятском театре оперы и балета, как, например, симфонический оркестр, – были под крышей филармонии.

– Тогда, пожалуйста, расскажите о том, что находится под вашей крышей сегодня, – о фестивале «Голос кочевников». В чем его миссия?

– Этот фестиваль уже приобрел известность, на него специально приезжает публика. Когда все только начиналось, в первом фестивале принимали участие коллективы из Бурятии, Тувы и Монголии. То, что они показывали, звучало прекрасно: горловое пение, игра на моринхуре, протяжное монгольское пение. Но в один прекрасный момент я посмотрела в зал и увидела, что публику составляют одни буряты, а русского населения нет. Мне стало очень обидно, ведь это интересная и красивая музыка, жаль, что идет разделение аудитории. На следующий год мы решили расширить бурятско-монгольскую тему: если фестиваль называется «Голос кочевников», то это не значит, что должны выступать только монголоязычные народы. Уже на второй фестиваль к нам приехал замечательный коллектив из Украины «Дахабраха», и даже, что самое удивительное, у нас выступил американец Дэвид Браун со своей группой «Браззавиль». Его появление мы объяснили так, что он тоже по своей природе «кочевник», потому что постоянно колесит по миру, впитывает разные культуры и складывает песни путешественника. Так возникла идея – все мы в этой жизни кочевники, – а на ее основе изменилась и концепция фестиваля.

Общее направление фестиваля мы обозначили как этнофутуризм, то есть это не фестиваль аутентичного фольклора, а как бы взгляд на фольклор через призму будущего, отражение народной темы в современном музыкальном искусстве. Сразу расширилась стилевая палитра – в программе мог быть, к примеру, «монгольский джаз» (своеобразные аранжировки народных песен) на монгольских народных музыкальных инструментах: ятаг, хур, эвэрбурэ. Или группа из Японии Oki dub Ainu band, представившая музыку анов (это название редкой народности, живущей на севере Японии), которая совмещает игру на национальных инструментах с электронной музыкой. Такие синтезы публика воспринимает лучше, чем аутентичный фольклор, особенно молодое поколение. Возможно, через интерес к такой музыке молодежь придет к вопросу, а что же было изначально, и вот тогда будет готова вернуться к истокам, полюбить фольклор в «чистом виде».

Первые несколько лет фестиваль проходил в театрах и на закрытых площадках, но последние два года мы стали устраивать его под открытым небом. Публика очень разная – мы перемешали не только все национальности, но и возрастные категории! Бабушки с палочками приходят на опен-эйр и спрашивают, почему нет скамеек. Для них мы выставляем какое-то количество стульев, хотя все сводится к тому, чтобы люди сидели на траве или танцевали. Опять же, мы понимаем, что для бабушек нужно что-то более традиционное, без примеси электроники, стало быть, возникает необходимость еще одной сцены. А для публики, которая хочет экспериментов, есть площадка, где возможно все. Так наш фестиваль расширяется и становится своеобразной демонстрацией достижений современной этнической музыкальной культуры.

– Какие еще проекты планируете на ближайшее время?

– Прежде всего, назову фестиваль, который пройдет в апреле. Его программа еще утверждается, но уже известно, что приедут пианисты Ф. Копачевский, Е. Мечетина, камерный оркестр под управлением А. Уткина, «Романтик-квартет», несколько джазовых коллективов и солистов. На май запланирован проект «Музыка кино» с участием симфонического оркестра нашего оперного театра и Национального оркестра Монголии. Прозвучит музыка отечественного кинематографа, музыка из монгольских фильмов в исполнении на национальных инструментах – моринхурах. Все это будет сопровождаться видеорядом.

– Какова в целом менеджерская стратегия филармонии?

– Главное для нас – создание филармонической среды. В это понятие входит не только работа с нашей аудиторией, но и формирование совета попечителей, и спонсорская поддержка. Парадокс, но многие из тех бизнесменов, которые спонсируют наши проекты, ни разу в жизни не были в филармонии. Хотелось бы их привлечь, чтобы они стали друзьями филармонии и хорошо понимали, для чего нужны их усилия. Музыкальное искусство, которое пропагандирует филармония – это не развлечение, а определенная работа для слушателя. В этом заключается и наша сложность, и наша сила. Сейчас мы развиваем направление детской филармонии, готовим проекты для малышей, начиная с детского сада. Наш музыковед и студенты Колледжа искусств им. П.И. Чайковского еженедельно приходят и последовательно знакомят детей с различными классическими инструментами, а затем приглашают их на концерт симфонического оркестра. Также мы сотрудничаем с Международным благотворительным фондом В. Спивакова, благодаря которому дети-стипендиаты приезжают к нам с педагогами и играют для наших детей. Первый из таких концертов прошел в январе, а в марте готовится следующий. Недавно в Улан-Удэ выступал народный артист России Даниил Крамер, который в беседе после концерта заметил, что люди, с детства слушающие музыку Баха, не совершают в своей жизни преступлений. Эта фраза мне запала в душу, и когда я повторяю ее нашим потенциальным спонсорам, они понимают, насколько актуальна в наше время работа филармоний. Хочется, чтобы как можно больше детей услышали великую музыку.