– «Летучий голландец» в Михайловском театре первый в вашей карьере?

– Да, но это не первая опера Вагнера, которой я дирижировал. В минувшем сезоне у меня были концертные исполнения «Валькирии» и «Тристана и Изольды». Несколько лет назад я дирижировал «Парсифалем» с Ливерпульским оркестром в Галисии, в Сантьяго, где по легенде считается, что неподалеку хранится Грааль, с которым связан Камино де Сантьяго. Был очень сильный состав: Виолета Урмана пела Кундри, Парсифаля – Николай Шукофф, среди солистов были Курт Рюдль, Эгилс Силиньш, Айн Ангер.

– Насколько интересной вам показалась концепция Василия Бархатова?

– Она современная и, мне кажется, должна быть очень понятной публике, часть которой, безусловно, может ее не принять, но я гарантирую, что она не никого оставит равнодушным. Концепция непростая, но, на мой взгляд, очень ясно изложенная режиссером. Все-таки понятность интерпретации в оперном театре – одно из условий успеха. Хотя некоторые концепции начинают доходить до тебя лишь со временем, после длительного дозревания-переосмысления. В случае с «Летучим голландцем» для меня очень важно, что взгляд режиссера не шел радикально вразрез с музыкальным материалом. А когда музыкальный материал начинает сопротивляться, репетировать становится очень сложно.

– Как прочитывается послание Вагнера в «Летучем голландце» в наше время?

– Это вечная легенда, поднимающая вечные вопросы на тему всепобеждающей силы любви. Сила любви во многом движет миром.

Годы сочинения оперы были для Вагнера сложным периодом в жизни, он и сам скитался, надеясь найти приют, что не могло не отразиться на перипетиях сюжета. Конечно, Вагнер использовал романтическую часть легенды, которая в первоисточнике во многом гротескна, иронична. Сегодня главной мотивацией является, к сожалению, любовь к деньгам – хотя, должен сказать, это не самая сильная мотивация, – а в любви объясняются через твиттер, фэйсбук или ВКонтакте, но над истинными чувствами и ценностями время не властно.

– Что теперь, после премьеры?

– В августе у меня работа с Филармоническим оркестром Осло – коллективом с очень хорошей репутацией и большими возможностями. На открытии сезона мы исполним новое сочинение, специально заказанное, «Весну священную» Стравинского и фортепианный концерт Бетховена с пианистом Лейфом Уве Андснесом. Затем сразу отправимся в Лондон на BBC Proms с Первой симфонией Чайковского, Концертом для скрипки с оркестром Шимановского и «Симфоническими танцами» Рахманинова. Во второй программе – Вторая симфония Бетховена и Четвертая Брукнера. Затем будет концерт в Дублине, а в октябре – концертное исполнение «Летучего голландца». Третий концерт на ВВС Proms у меня c Национальным молодежным оркестром Великобритании, которым я руковожу уже шесть лет.

– Как было бы хорошо организовать нечто подобное в России.

– Национальный молодежный оркестр – то, чего в России пока нет, но необходимо создать. К слову, в Ливерпуле не так давно возник замечательный проект In harmony, основанный на знаменитой венесуэльской «Системе». Его концертной базой стала одна из недействующих церквей, которую специально отреставрировали, а рядом с церковью находится школа. Все организовано в бедном районе, считавшемся тяжелым, криминальным, где раньше жили докеры. Английское правительство субсидировало In harmony, благодаря чему каждый ребенок получил возможность хотя бы час в неделю заниматься на инструменте и 3-4 раза собираться в оркестре. Дети участвовали в проекте, начиная с четырех лет, – для самых маленьких были изготовлены очень трогательные специальные стульчики. При этом все происходило по желанию детей.

– Скорее, наверное, их родителей?

– Именно детей, потому что желанием многих родителей долгое время было пойти в паб и выпить пинту пива. У меня однажды была встреча с такими родителями, для которых накрыли чайный стол. Меня предупреждали, чтобы я был осторожен, поскольку это необычная публика. Но у меня не возникло проблем. Однако итогом встречи, на которой присутствовало 60 человек, все же осталось двадцать чашек из шестидесяти... Тем не менее влияние проекта на улучшение климата в неблагополучном районе оказалось очень серьезным. Дети стали требовать у родителей купить им музыкальные инструменты, и в конце концов родители вместо того, чтобы проматывать и пропивать деньги, стали откладывать их на покупку. Проект существует четвертый год, и на протяжении этого времени криминал снизился вполовину. У учеников поднялась успеваемость, они стали переходить на следующую ступень в образовании, в более престижные и интересные школы. В конце августа этот детский оркестр примет участие в концерте в Лондоне вместе с моим взрослым – Ливерпульским Королевским филармоническим оркестром.

– Это система бесплатного образования?

– Для детей – да. Оркестранты, дающие им уроки, согласны работать за небольшие деньги, потому что относятся к этому как к построению будущего страны.

– Пример Венесуэлы британцы заимствовали в чистом виде?

– Не совсем. В Венесуэле эта пирамида действует от 5 и до 30-летнего возраста. Там проблема в том, что оркестр Густаво Дудамеля сначала был молодежным, а потом перестал быть таковым. Они выпускают в год порядка 80-100 квалифицированных оркестрантов, которым дальше некуда податься в своей стране: рынок переполнен, оркестров не так много, а в других странах венесуэльцев никто не ждет. Защита рынка рабочей силы, которая происходит сегодня во всем мире, не позволяет им легко находить рабочие места. Я общался в Чикаго с основателем венесуэльской El Sistema господином Абреу и услышал от него, что они осознают эту проблему, но пока ничего поделать не могут.

В Англии такой проблемы нет, потому что там «Система» решает другую задачу. Дети занимаются, прежде всего, для общего развития. Образовательные стандарты устроены так, что если ты учишься, скажем, на врача, но у тебя есть степень по музыке (всего существует восемь степеней, а девятая – полный мастер) пятого уровня, тебе автоматически добавляется зарплата, поскольку считается, что у тебя шире кругозор, ты интересуешься разными вещами и так далее. Когда я чуть больше года назад работал с молодежным оркестром, там на первом кларнете был замечательный мальчик. Он из азиатской семьи, давно обосновавшейся в Англии, очень хорошо играет и мог бы дать фору многим первым кларнетистам. Кроме того, он и на рояле играет очень хорошо и даже выступает с концертами. По правилам, достигнув 18 лет, музыкант уходит из молодежного оркестра. И вот этот кларнетист при своих способностях не думает поступать ни в Гилдхоллскую школу музыки и театра, ни в Королевский музыкальный колледж, а собирается учиться на хирурга, чтобы кормить семью. Но все же планирует продолжать заниматься музыкой.

– Ваши позиции в Ливерпуле сегодня достаточно прочны?

– Я подписал бессрочный контракт с оркестром, который, по сути, является пожизненным, но с правом расторжения с обеих сторон: я настоял на том, чтобы так было прописано. Мне кажется, система полной пожизненности неправильная. Поэтому в контракте есть пункт, где говорится, что за три года нужно предуведомлять о своих намерениях. Просто на эту тему было много спекуляций, многие журналисты поднимали вопросы о моем возможном сотрудничестве с Берлинской филармонией и другими оркестрами. Чтобы подобных вопросов, на которые я устал отвечать, было меньше, мы решили поступить таким образом.

А в Ливерпуле предстоит чудесное время. В следующем году там начнется реконструкция Концертного зала, на которую правительство выделило 12 миллионов фунтов стерлингов. Наконец-то появится пространство за сценой, организованное должным образом, музыканты получат репетиционные комнаты, которых пока нет. Будет достроен очень хороший камерный зал с отдельным входом и мультифункциональными возможностями. Главный зал будет обновлен, сцену переделают, на ней появится новое покрытие. Вместимость зала – 1600, а с хорами 1800 человек.

– В новом Мариинском театре вы уже побывали?

– Нет, не было времени, но надеюсь, что удастся побывать в октябре. Мне кажется, за Новую сцену Мариинский театр Валерию Гергиеву должен поставить памятник. Я рад, что появился современный театр с уникальными возможностями. Об акустике слышал разное, но в основном все сходятся во мнении, что она хорошая. Певцы говорили, что им на сцене не очень слышен оркестр. Но я считаю, что так и должно быть. В России есть привычка сыграть погромче, и начинается соревнование – певец рвется спеть, а оркестр сыграть как можно ярче. Однако истинная музыка рождается только в совместном музицировании.